подарить Виктору Петровичу в связи с юбилеем? Ружье, золотые часы?” Я сказал: “Помогли бы книгу издать... хоть пару томов...” И если в принятии решения какую-то роль сыграл и мой тихий голос, я счастлив. Россия имеет практически полное собрание творений Виктора Петровича.
Но после выхода 15-го тома он успел написать еще несколько книг, замечательных и яростных... Господи, думаю я, может быть, новый Президент поможет хорошим тиражом переиздать в Москве красноярское собрание сочинений, добавив новые тома только что дописанных (и не дописанных) повестей, которые еще блистательней его прежних книг?
Да, это действительно так - с каждым годом Виктор Петрович писал все ярче и проникновенней. В 77 лет иметь такой ум, такую работоспособность... о многом он хотел успеть сказать... но организм человеческий недолговечен... голодное детство, раны войны, контузии не проходят бесследно... да и травля - будем честны перед собой - которой он подвергался на родине последние лет десять...
Тон задавали члены КПРФ, профессиональные “патриоты”, которым по доброте душевной он так же, как и многим, когда-то помог - кому деньгами, кому рекомендацией в Союз писателей... Ревновали к огромной славе великого земляка, ненавидели за его правду о войне и о коммунистах... организовывали в поганой желтой газетенке “материалы от лица трудящихся”... Чтобы помнил, что и он такой же, как они... Некий местный писатель даже на собрании сказал: если бы нас печатали столько же, как его, и нас бы знала Россия...
Господи, может быть, хоть сегодня эти люди покаются... хоть во снах своих... Не их выгоняли из родного, собственными руками сколоченного дома на снег, на Север... не их расстреливали возле Ярцева на берегу Енисея... но, может быть, они поймут, что старый израненный человек имел право ненавидеть их и их обманные, краснощекие идеи... Впрочем, у нас свобода слова, за которую мы и боролись! Слава богу, в эпоху Горбачева вырвали жало цензуры у партии (посчастливилось и мне вместе с Виктором Петровичем голосовать по этому поводу - кажется, только на седьмой раз постановление пробили! ) - пользуйтесь, недоумки! Глумитесь! Но Лермонтов не зря писал: “Есть высший Судия.” И это не Зюганов... Повыше.

***
Вот и нет Астафьева Викто’ра -
так себя он в шутку называл.
И не будет на земле повтора -
это все же не лесоповал.
Это пострашнее: мир огромный
детских озарений и обид,
а еще и ненависти темной
ко лжецам - весь этот мир убит.
Фронтовых друзей ночные крики...
красные бинты... голодный год...
все ушло навек. Остались книги.
Но прочтет ли их когда народ?
Он стоит, нетрезвый, оскорбленный
правдою жестокой о себе.
Лестью комиссаров умиленный.
И готовый, как всегда, к борьбе.
Хоть за колбасу, хоть за картошку,
Хоть за негритянские права...

Разве здесь сгодятся понарошку
огненные Виктора слова?

***
В дни прощанья поднялась толпа,
темная, огромная, как кит,
слышу треск фонарного столба,
слышу, кто-то за дверьми кричит:
мы ценили... он и нас ценил...
А в своих газетах день назад
называли гения: дебил,
враг народа, старый дерьмократ.
Уговаривали пожилых,
воевавших на большой войне
написать письмо ему под дых,
позвонить с угрозами жене.
Дескать, любит родину не так,
укоряет - надо же - народ,
мол, народ пьянчуга и дурак...
Только что ж народ-то слезы льет?
И теперь, когда Россия вся
словно как от грома сотряслась,
новообретенные друзья
не хотели б без вести пропасть.
Что ж, несите ваши все венки,
черные, в ошметках желтых роз.
Только бы от вашей от руки
пламя на полу не занялось.
Говорите тихие слова,
так и быть, собратья во Христе,
только б ледяная синева
вдруг не наросла бы на кресте.
Он умел и верить, и прощать.
Только вы простите ли себя
через год иль два и даже пять?..
Он во снах вернется к вам, слепя.
Скажет: я лишь истину искал -
не богатств, не власти, не вина...
Я работал. Кажется, устал.
Тесно мне в земле и ночь темна...

Но готов, как камень, как металл,
здесь лежать - цвела б моя страна...

Роман СОЛНЦЕВ
1-7 декабря 2001