<<  

а не ты ли сам..,
сам поверял ей, как единоверцу,
что беден здесь – притронувшись к устам,
и беден здесь – притрагиваясь к сердцу?
но, с тайною от жизни,
в свой черёд
поверившую боли и доверью,
что душу, обрекая жажде, ждёт
за одинокой тенью, как за дверью
в небытие,
                откуда, холодна,
всё чаще искушаемая нами,
в тебя, словно окно, отворена
действительность, воспитанная снами…

 

***
нет жизни сладу с воодушевлением
весны,
с её брожением, вторжением
в чужие мысли, замыслы, дела.
мораль с подобным умозаключением
зелёные резоны отвела.
нашествие листвы и птиц!
и, следствие,
затворником трактуемых как бедствие,
я, отпирая осени, не звал
ни птичьих стай, ни зелени в предместие,
поскольку в инвективах прозябал.
пусть проливная девочка,
                             как водится,
вся в безотчётной радости заходится,
соблазнам открываясь вновь и вновь:
с весною всё в беспечной жизни сходится –
ошибки, юность, мытарства, любовь…
весна же, моn амie, не унимается
и в сердце, оплетая (обнимая) мир, втирается,
и, обмирая, впору повторить
за ней:
          судьба, радея, расстарается,
всё сбудется… когда бы… может быть…

 

***
Солнце.., Солон.., полусонная, по колена,
Пена прибоя.., влачащиеся ракушки.., —
Все это влажно ветвится в твоём зрачке, но
Не достигает отверстой души –
                                                    в ловушке
зоркости к тайнам склоненного сердца.
Сиро –
В предназначении,
                             в метаморфозах зноя,
Море, плашмя, — виртуальная маска мира,
Тесная мне…
Так, неласковая со мною,
К скрипу биографов, к их бесконечным преньям,
Кто ж я, скажи, с одиночеством и тоскою,
Кроме того, что, однажды назрев,
                                                       я – зреньем
Неутолимо служу этой жизни, с коей
Кротко смеркаюсь…

 

***
Львиным, в ленивой и пьяной истоме, полднем,
Сам виноградарь,

 

 

 

Вакх, вожделея, выжал
Осень Колхиды в алчущий рот, исполнен
Жажды гиганты,
Он, неторопливый, выждал,
Выцедив алую паузу, ибо, гостья
Осени, обремененной больным лиризмом,
Емче душа – в грязно дышащих, душных гроздьях,
Одушевленных младенческим демонизмом
Терпкого мифа,
И, к эллину обратимо,
Обуреваемо Вакхом,
                             в тепле лежанки,
В потустороннее – звонко приотворимо
Заиндивелое, в лозах, лицо вакханки.

 

***
Внешне бесстрастны, но – увязая в фальши
Мелких услуг и уступок,
Не сняв лучину,
Вещи, в забвении прошлого, еще раньше
Женщины, флегму храня, предают мужчину,
Грустный итог…
И, пока не сыграешь в ящик,
Бдителен будь, ибо, по наблюденьям вещим,
Темным звериным чутьем на раздоры вящих
Антогонистов, нас, обладают вещи.
Бдителен будь,
                             ведь подвески на люстре — вески
В ясной угрозе,
Громоздкий, — не мни дорожку,
Ведь, с катапультою в подсознанье, венский
Стул так и рвется, в ревности, дать подножку.

 

***
Красноречива,
                      средь алчущих передела
Ниш, обживаемых нищими,
Как бывает,
Слава меня, прочих пестуя, проглядела
И до сих пор, как внял я, не наверстает,
Тем лицемерней с годами ее “не кисни!..”
Впрочем, наглядно в примерах благих, бессмертье
Выбросит свежий побег из надсадной жизни,
Чтоб утвердить в колоссах…
Потом, при свете,
Не перечтешь, искупая себя, прощанье,
Что ни тверди нам “бренчание клавиш Пресли…”,
С тем, что взрастило, минуя иных, молчанье
Славных теней по ту сторону Стикса, если
Только прислушаться…

г. Тюмень

 

 

>>

 

 

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 7-8 2001г