А ответы—они ближе,
чем у лысенького чуб
к снегу в Сочи.

...В этом споре нечем крыть.
Спорщик спорит через силу—
льет белила в лошадь сиву,
из кармана тащит крик:
«Бей жидов, спасай Россию!»—
и пытается острить,
что обжорство есть гастрит...
тянет старую резину,
манит Ванюшку-разиню
лечь на площади костьми,
рвать за космы.

Громом падают слова...
Небо слепнет в водостоках.
Мельник крутит жернова—
плиты Запада-Востока.
Гаснут бунты в потасовках.
Рвань талдычит о правах:
пить стаканами, а в стопках—
барам жаловать касторку
накануне Покрова...
(Что поделать, такова
наша мова.)

Нет, ничем необъясним
тот грядущий комментарий...
Ну, Россию промотали
до последней пары зим,
ну, далекое вблизи
оказалось не в ударе,
и во князи из грязи
перли, выбеливши хари,
забубенные бояре—
но ведь Разин, вождь разинь,
тоже лямзил...

Не безумен ли народ?—
Если да... насколько в силах
я признать, что в мой мирок
грудой писем и посылок
вхожи святость и порок,
и кликуша и пророк,
Прокуратор и—Мессия?..
Если нет...—зачем Россия
всё бежит в объятья Вия
по колдобинам дорог,
чуя морок?

Кто-то... письма шлёт властям,
предвещает их кончину,
раздает—согласно чину—
отдаленные места...
на фитюлечке листа
излагает опыт Чили,
вспоминает то, как жили,
опираясь на устав—
В письма пялятся , кажилясь .
Так сдают на аттестат—
в знак протеста.

...Революция—пролог
с горькой тенью эпилога?
Или всё-таки дорога,
что не хуже всех дорог,
к нам присевших на порог?..
Или, может быть, для Бога

важен опыт—не урок
и не в неучах тревога...
а полна ль слезами Волга—
кровь в Дону отыщет брод.
Роты щедры.

Исторический свой сплин
мы вогнали в анекдотец.
Червь, свивающий в пыли
кольца жутче анаконды,
благодарней, слыша воды—
дождь, клубящийся вдали...
Нашу жажду утолит
только засуха невзгоды?—
В сальных плошках фитили
в прошлом путь наш—ночь, Фили
осветили...

Век двадцатый преуспел,
сея в борозды контрасты—
тени белых, тени красных
растревожил в груде тел...
Правда, красный что-то бел,
белый розов, как от астмы.
Прежний хам и в новом ханстве
не сказать, что не у дел.
(Русский Каин вновь в коварстве...
в подлых думах иудей,
сын Иудин...)

Словно правят из могил
мертвой дланью эпитафий...
Страх, нас многажды питавший,
нам, должно быть, чем-то мил.
В каждом чреве спит дебил,
в каждом черепе—потатчик
мерзкой сладости подачек,
в сказку вымучивших быль.
Эх, послать бы всех подальше...—
Смерч сбивает в глину пыль
в пьяных ступах.

Солнце рыщет по утрам
ухажором со свинчаткой.
Сосны мчат от пилорам:
сталь в щепе души не чает.
Тусклой свечкой освещает
явный грешник псевдохрам.
Ждут в подъезде девять грамм,
и убитый нас смущает—
век прошедший возвращает
в счет долгов—грядущим нам—
смерть мужчины...

Как из банки пауки—
расползаемся в сторонки...
Трем наждачкою штыки,
на папахи шьем ремки,
к шпорам ладим каблуки,
пристяжных суем в постромки,
с ревом строимся в полки...
И грохочут по бетонке
красных красные потомки,
белых белые сынки—
тьмой в косынки.

«Ах, гулянка, смертный бой !
Кобелям обрыдли суки.
Уж давно чесались руки—
хвост задрать, чтобы—трубой!»