сдернул его. Танька заверещала, пихнула его в нос голой пяткой и натянула рваное одеяло почти до глаз.
—Уйди, противный.
—А...Виталик?
—Там,- она медленно краснела.
—А...ты чего под рваным-то?
—Так романтичней.
Виталик возник в розоватом проеме крыши. Его черные волосы как-то не совпадали с молочно-белой, нежной кожей и бесконечными рыжими веснушками, под цвет отцовской рубахе. Утром холод еще сковывал.
Аяс вылез вслед и они потопали по тонкой земляной дорожке, прихватив серпы. Виталика приняли в компанию старшие, 15-летние, и он гордо шел, еле поспевая за Аясом, впервые на сенокос.
Горы робко начинали освещаться тонкими верхушками елей и кедров. Там, за двумя хребтами, было поле. Мимо проскакал на своем красавце-жеребце Володька, местный “пахан” с двухразовым воровским стажем. Наперевес он прицепил самодельное ружье и теперь, презрительно взглянув в их сторону, поехал дальше.
—Аяс, ты больше к моей сестре не подходи...пожалуйста...
—Нужна она мне, — Аяс, несмотря на свои четырнадцать, считался уже очень искушенным , особенно в практике разбитых женских сердец, и Виталик волновался.
На обед присели только в самый солнцепек. Многие залегли в тень. Взрослых не было. Кое-кто метал в одинокое дерево ножи; девчонки с усмешкой и осторожной оглядкой подрезали юбки и с грустью смотрели на предел своих мечтаний- высокого, загорелого до черноты Валерку. Он к чему-то постоянно прислушивался и вдруг, дико закричав: “Бей косоглазых!”, вскочил на коня и погнал, врубаясь сильными ногами ему в бока, навстречу потной пыльной стене всадников.
Поддаваясь общему боевому кличу, Виталик тоже залез на какого-то коня и со свистом помчался. Встретились на нейтральной территории. Дальше шли владения поселка алтайцев, и сегодня широколицые мальчишки и девчонки напали без предупреждения. Виталика скинули первым. Он сдвинул головой кусок земли и так и остался лежать. К нему спрыгнула фигурка в коротком сарафанчике и, блеснув из-под темных раскосых ресниц, спросила:
—Тебя убить или сам поднимешься?
Затем все вместе ели сухое мясо, молоко и еще теплый хлеб, сидя на голом высоком холме.
Виталик с Jай насобирали земляники, немного она съела, задумчиво глядя вдаль, а потом спросила:
—Хочешь, места покажу. Ягоды-ы... Отговорись как-нибудь коров пасти и провожу. Красота. Места родные! И что с вами будет лет эдак через двадцать? Останется ли сегодня? А я?... Буду толстой, с тремя детьми.
Она засмеялась. И Аяс покосился в их сторону и подмигнул Виталику.
Направились домой, когда закат заполнил уже все закоулки речушек под ивами. Пели девчонки, игриво косясь на Валерку. Володька дал Виталику щелбан за то, что тот схватил без спросу и упустил жеребца. И Виталик был рад даже этому щелбану и ворчливым словам: “Не найду до утра, закопаю под ближайшим дубом.” — дубов здесь отродясь не видали. Как и машин. Из ближайшего города за семьдесят верст его

довезли на телеге по бездорожью. В эти места не добралась еще цивилизация, и “завтра” казалось удивительно яркой свободой...
...Утром принесли Володьку. “Дошарахался ночью по лесу,” — девчонки суетились вокруг с гробовым молчанием, укором и знанием дела. А Володька держался за лицо, дрожал и только шептал: “Глаза! Что с моими глазами.” Виталик посидел в углу, походил, сталкиваясь со всеми, и, наконец, не выдержал, отцепил Тошку и пошел подальше от запаха боли и зудящей нелепой вины заменить Аяса около стада. Аяс посмотрел на него сверху ехидными тонкими глазками и передал кнут.
Виталик глубоко вздохнул, осмотрелся и погнал стадо в ложбину между гор. Через час остановился в “условном месте”. Это была небольшая уютная полянка с каменной глыбой посередине и горой уложенных булыжников. Рядом перекатывалась по густому лесу речка.
Оставив коров ниже, повесил хлыст на глыбу и уселся на камни.
“Ой!”— Jай запуталась длинными косичками в кедре. Выехала на огромной черной лошади.
—Привет, я не опоздала? Отпустили с условием, что потом ягоду сдам...Ты что делаешь?!
Виталик недоуменно оглянулся.
—Встань!!!
Он вскочил.
—Это же!- она с блестящими глазами преклонилась перед камнем и что-то забормотала.
Виталик ничего не понял и встал сзади:
—А гора зачем?
Jай по-взрослому оглянулась:
—Здесь мой прадедушка, Ада Бай... Ладно, пошли.
Они сели на небольшой скале. Дул теплый ветер, день на такой высоте обжигал, а вокруг волнистой, великой чередой жили горы. Горы, горы, горы... За ними сливались с небом горные пики.
—Красота, а описать не могу. А так хочется, чтобы все ЭТО прошло через меня и досталось кому-нибудь еще. Что ты видишь?
Виталик видел лес. Маленького Тошку и коров, за которыми надо было присматривать.
—Красиво,- ответил он, чтобы не обидеть. Так хотелось сказать что-нибудь ласковое, а слов не было.
Jай вздохнула:
—Потом поймешь, давай я тебе поколдую... У тебя будут две девочки.
Виталик, как и положено в таких ситуациях в таком возрасте, фыркнул:
—Я вообще никогда не женюсь!
—Все так говорят. Но, посмотри!- она подвинулась и отразилась в его зрачках.- У тебя в глазах- доброта. Ты обязательно полюбишь.
И увидев его недоверчивую физиономию, расхохоталась:
—Все мы помешаны на этом.
И, вдруг став грустной, проговорила:
—Надеюсь, и ты увидишь моего старшего сына, ачык-сары. На белую скалу Алтая мой чана-гам яланг поднялся.
А потом они собирали ягоды, бегали за Тошкой и болтали до тех пор, пока снега вдали не загорели, заполняя все небо алым закатом.
— Далекие снега первозданных вершин вечером начинали по-настоящему гореть, заполняя своим алым светом все небо! И так каждый день! Теплый ветер