Георгий ЖЖЕНОВ

ЭТАП

(глава из новой книги)

Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой!
Сойдешь поневоле с ума,
Отсюда возврата уж нету...

В транзитной тюрьме Владивостока формировался этап заключенных на Колыму. Этапируемых, на прощание, накануне отправки, начальство умудрилось накормить селедкой.
Весь путь пешком, от Второй Речки до бухты Золотой Рог к причалу, заключенные вынуждены были терпеть, превозмогать жажду. Все последующие 12-15 часов самой погрузки на корабль, их просьбы дать воды игнорировались начальством, подавлялись конвоем грубо, жестко.
Сначала грузили лошадей. Несколько часов их бережно, поодиночке, заводили по широким трапам на палубу, — размещали в специальных палубных надстройках, — в отдельных стойлах для каждой лошади. В проходе между стойлами стояли бачки с питьевой водой. К каждому бачку была привязана кружка для питья...
В отличие от лошадей, с людьми не церемонились. Дьявольская режиссура погрузки заключенных на корабль, была испытана и отработана до мелочей и напоминала скотобойню.
С приснопамятных времен она успешно практиковалась не только на Колыме, в Караганде, или Печере, но всюду и везде, где могущественный ГУЛАГ помогал большевикам строить социализм в России.
Как стадо баранов, людей гнали сквозь шпалеры вооруженной охраны, выстроенной по всему пути, в широко распахнутую пасть огромного трюмного люка... в само чрево разгороженного многоярусными деревянными нарами трюма... Гнали рысью под осатанелый лай собак и улюлюканье конвоя, лихо... с присвистом и матерщиной... “Без последнего”!..
Не знаю, существует ли подобное и сейчас, в девяностые годы, но тогда, в памятном для меня, Тридцать Девятом, всю прелесть этой “режиссуры” я испытал сполна на собственной шкуре.
Когда, наконец, погрузка лошадей и людей закончилась и “ДЖУРМА” медленно отвалила от причала, в ее наглухо задраенном трюме, гулящем как пчелиный улей, уже созрел жуткий, сумасшедший бунт...
Корабль набитый массой осатанелых от жажды, исступленных людей, стонал, вопил сотнями исходящих пеной, охрипших глоток, требовал воды! ВОДЫ!! В-О- Д-Ы !!!
Капитан категорически отказался продолжать рейс. “До тех пор, пока люди не получат воду и не придут в себя, никто не заставит меня выйти в открытое море с сумасшедшим домом в трюме”, — заявил он. “Немедленно напоите людей”.
И только после этого заявления, до конвоя, кажется, дошло, какую опасность представляет взбунтовавшийся в море корабль, с сотнями запертых в трюме, мучимых жаждой людей.
Срочно была предпринята попытка подать заключенным воду. Раздраили трюмный люк. С палубы, в ствол трюма, в этот ревущий зверинец, начали опускать на веревках бачки с пресно водой... Бесполезно, слишком поздно спохватились!..
Стоило только в проеме трюма появиться первому бачку, как мгновенно, к нему бросились озверевшие, утратившие последний контроль над собой, люди. С хриплыми стенаниями, сметая, давя и калеча друг друга, они карабкались по трюмным лестницам к спасительному бачку. Со всех сторон тянулись к нему сотни рук с мисками, кружками...

Через мгновение бочек заметался из стороны в сторону, заплясал в воздухе словно , волейбольный мяч, был опрокинут, и с концом обрезанной кем-то веревки, исчез в недрах трюма.
Вода из него так и не досталась никому, никого не напоила и, даже, не долетев до днища трюма, у всех на глазах, мгновенно, превратилась в пыль, в брызги, в ничто...
Следующие несколько попыток постигла та же участь.
Тогда в трюм спустились конвоиры. Короткими автоматными очередями по проходам трюма им удалось на какое-то время разогнать всех по нарам, приказать лежать и не двигаться. С верхней палубы, в проем трюма, быстро спустили огромную бочку, размотали в нее пожарный брезентовый шланг, подключили помпу...
Со всех нар за этой процедурой лихорадочно следили сотни воспаленных глаз — ждали... Слышно было как заработала помпа, зашевелился, ожил шланг... в бочку полилась вода... И, как только автоматчики ретировались на лестницу и поднялись на палубу, — к воде кинулись люди.
Мгновенно у бочки образовалась свалка. За место у водопоя началась драка, поножовщина... В ход пошли лезвия безопасных бритв, ножи, утаенные уголовниками после этапных шмонов... запахло кровью... Кто не сумел пробиться к бочке, бросились на лестницу, к пожарному шлангу... Цеплялись за висящий, упругий от напора воды шланг, тянули его на себя... Ножами вспарывали, дырявили парусину... К хлеставшей из дыр воде подставляли разинутые, пересохшие рты и судорожно, жадно глотали её... Давились, торопились, захлёбывались... Вода из прорванных шлангов текла по лицам, телу, по набухшей одежде, стекала по ступенькам лестницы... Её ловили в воздухе, облизывали ступеньки... К ней лезли друг через друга; — сильные стаскивали с лестниц слабых, — те. Остервенело сопротивлялись, хватались за набрякшую, сочившую водой одежду соседа... Как пиявки впивались зубами, повисали на ней, и с жадностью обсасывали... Торопились напиться, пока их не сбросили вниз, на дно трюма... Оттуда, к водопою, лезли и лезли новые толпы обезумевших от жажды, зеков.
И уж, нечто совсем фантастическое, подобно миражу в пустыне, являла собой на этом фоне компания блатных авторитетов — элита преступного мира: крёстные отцы, воры в законе, паханы, аферисты всех мастей... Вся эта уголовная сволочь, вольготно обосновалась на верхних нарах, вблизи распахнутого люка, — поближе к свету и к свежему морскому воздуху. Они, — эти подонки, были настоящими хозяевами этапа. Как римские патриции, возлежали они на разостланных по нарам одеялах; не боясь никого и не таясь, нагло потешались над происходящим... Глушили спирт, курили “травку”, играли в карты, кололись, вкусно жрали... От жажды они не страдали — у них было всё!.. Всё, вплоть до наркоты!.. Всевозможная еда, спирт, табак, и даже ... женщина?!. (Если можно было назвать женщиной полуголое существо в мужских подштанниках). Вдребезги пьяная, распатланная девка, размалёванная похабными наколками (одному сатане известно, откуда и как приблудившаяся к мужскому этапу), томно каталась по нарам, за спинами резавшихся в карты воров и зазывно вопила: “Воры, почему же вы меня больше не е..те!?”
Деньги, добротные шмотки, — всё уворованное, награбленное, под угрозой ножа, силой отнятое у фраеров — политических, сносились молодым жульём (шестёрками) к ногам паханов, и тут же шло на кон, разыгрывалось в карты. Вещи, как бабочки, порхали от одного игрока к другому...
Неизвестно, достиг ли бы бунтующий ковчег “земли обетованной”, если бы капитан “ДЖУРМЫ” не вмешался в действия конвоя и не принял ряд собственных, решительных мер.
Опытный моряк, не первую навигацию поставляющий на Колыму дармовую ГУЛАГовскую рабсилу (заключенных), он понимал, в каком положении оказался из-за преступной глупости конвоя, не сумевшего во время напоить людей. Он понимал, что никакие полумеры уже не помогут — соображать надо было раньше, на берегу.

Скачать полный текст в формате RTF