Екатерина МАКАЕВА
ТРИ ЖЕНЩИНЫ
ГУЛЬДАРА
Двухэтажные кирпичные дома на соседних улицах Бойкой и Бодрой
строили, по слухам, еще военнопленные немцы. Последний капитальный ремонт
в доме № 5 на Бодрой был лет эдак двадцать пять назад. С тех пор, конечно,
все рамы и проводка сгнили, крыша прохудилась и текла, трубы проржавели.
Закуток между гаражами и трансформаторной будкой облюбовали для своих
тусовок наркоманы, зимой в подъезды с недалекого вокзала собирались ночевать
бомжи. Бывшую булочную на углу какие-то ушлые граждане переоборудовали
в стрип-клуб “Долли” — в сущности, притон, где под видом китаянок и японок
“подавали” крашеных казашек и башкирок, и где каждую ночь до утра “оттягивались”
хозяева ревевших под окнами сигнализациями “крутых” иномарок.
Так продолжалось до тех пор, пока весь первый подъезд не купил известный
далеко за пределами города и области криминальный авторитет Александр
Чигинцев по прозвищу Саша Гульдара – от названия места в Афганистане,
где он, бывший десантник, потерял ногу. Годы между его афганской службой
и тем днем, когда он занял кресло председателя совета директоров крупного
комбината, были темным временем – говорили, в частности, что знаменитые
заказные убийства видных “воров в законе” Серого и Климатяти – его рук
дело. Но простые люди могли сказать о Гульдаре только хорошее – сам уроженец
здешних мест, он делал для своих земляков все, что было в его силах: суммы,
истраченные им на помощь ветеранам, инвалидам, многодетным семьям и просто
бедным, были астрономическими. Особенно уважали Гульдару его обычно сдержанные
и суровые соратники-афганцы: жилье, работа, лечение – ничего этого он
для них не жалел. А работяги с комбината – те и вовсе чуть ли не молились
на своего Сан Михалыча: таких зарплат и пенсий, причем без единого дня
задержки, по всей области не было больше ни у кого. И потому жильцы дома
№ 5 ждали его вселения кто с надеждой, кто с недоверием, но все с предчувствием
каких-то перемен.
Весь первый подъезд отделали под орех, превратив в одну огромную роскошную
квартиру на двух уровнях. Во всем доме совершенно бесплатно заменили сантехнику
и проводку, вставили рамы из металлопластика, в подъездах – железные двери
с кодовыми замками, сам дом заново оштукатурили и покрасили. Во дворе
снесли ветхие, потемневшие от времени и непогод сарайчики, вместо них
построили добротные кирпичные, которые и сарайчиками-то назвать было трудно.
Все качели-лавочки починили, дорожки заасфальтировали, на клумбах посадили
цветы. Вокруг дома возвели красивую чугунную ограду, и всех посторонних
теперь встречали вежливые, но непреклонные охранники. Незамеченным во
двор попасть стало труднее, чем на дачу президента, и бомжам, наркоманам,
а тем более квартирным ворам пришлось искать себе пристанище или добычу
где-нибудь в другом месте. Осточертевший всем кабак “Долли” прикрыли,
вместо него там расположилась студия для одаренных детей.
Гульдара оказался высоким, статным, если не красавцем, то
привлекательным. Каждое утро он, прямой и подтянутый, чуть припадая на
правую, негнущуюся в колене ногу, выходил из подъезда и шел к уже ожидавшему
его серебристому “лендкрюйзеру”. Возвращался вечером, неизменно здоровался
со старушками на лавочке, а если рядом оказывались мальчишки, то какому-нибудь
счастливцу очень даже могло повезти посидеть за рулем сногсшибательного
джипа. Жил Гульдара тихо – никаких шумных компаний, попоек и кутежей.
И жильцы дома № 5 сошлись во мнениях – если Гульдара и бандит, то побольше
бы таких бандитов, как он.
Так бы эта мирная и всех устраивающая жизнь и продолжалась своим чередом,
если бы в области не сменился губернатор. Говорили, что Кострюков пришел
к власти во многом благодаря деньгам Гульдары, в обмен пообещав содействие
в принятии нужных тому законов. Но дружба и сотрудничество их продолжались
недолго: то ли Кострюков просто не собирался выполнять свое обещание,
то ли, изрядно натащив в область своих людей из Москвы, решил переделить
собственность, то ли опасался, что в будущем популярный в народе и любимый
решительными и сплоченными афганцами Гульдара может стать серьезным конкурентом
– а скорее, все это вместе. Но, как бы там ни было, против Гульдары быстро
поднялась самая разнузданная травля, и однажды утром город, а громче всего
дом № 5, глухо загудел: Гульдару арестовали. Кто-то возмущался, кто-то
злорадствовал, большинству же было ясно: это – сведение счетов, не имеющее
ничего общего с правосудием. Одним словом, все мысли, чувства и настроения
свелись, пожалуй, к двум вопросам: “Что они себе позволяют?!”, ставшему
одним из лозунгов на собравшемся у областной администрации пикете, и “Кто
же теперь нас защитит?”, что, горестно вздыхая, повторяли бедняки…
Но по-настоящему потрясла всех новость, что свалилась через несколько
дней. Ее было трудно даже просто осмыслить, не то что в нее поверить -–Чигинцев
Александр Михайлович скоропостижно скончался в следственном изоляторе.
Сообщили, что от обширного инфаркта, но никто не сомневался, что Гульдару
либо отравили, либо додопрашивали, как некогда Блюхера. Если вот так можно
расправиться с таким человеком, значит… Значит, все можно. И никто за
это не ответит…
А в одной из квартир второго подъезда дома № 5 безутешно рыдала женщина.
Уткнувшись лицом в ладони, она всхлипывала:
Скачать полный текст в формате RTF