Александр ДЕГТЯРЁВ
ДВА РАССКАЗА
БРОНЗОВЫЙ КОЛОКОЛЬЧИК
Участок пресс-форм, где работали чистоделы, располагался
в углу экспериментального цеха и был отгорожен от станочного парка. Хотя
стены комнаты казались легкими, они прилично приглушали шум работающих
токарных и фрезерных станков, уханье вырубных штампов, тем самым давали
возможность лекальщикам сосредоточиться над паутиной разметки. Вдоль одной
стены, поближе к окошку, стоял большой аквариум с рыбками, а на другой
стене у двери висела клетка, в которой обитал веселый кенарь — Яшка. Когда
поворачивалась ручка входной двери, то в комнате взрывался хохотом бронзовый
колокольчик, хитроумно и расчетливо соединенный с защелкой. Этой секунды
всегда хватало, чтобы спрятать под верстак стаканы и склониться над чертежами.
Не всегда ведь в стаканах бывал сладкий чай.
Яшка был всеобщим любимчиком. Он знал это и выражал взаимность в своих
руладах. Чего не мог спокойно переносить Яшка, так это однообразное треньканье
колокольчика. И поэтому всегда старался перепеть металлического соперника.
Получалось так, что каждого входящего в комнату, они приветствовали дуэтом.
Особенно старался Яшка,когда резко открыв дверь,входил,часто злющий,мастер
Тельцов. Тогда разнос сурового начальника,после яркого лирического вступления,казался
смешным и неуместным.
Рядом с дверью снаружи стояла лавочка.Здесь курили рабочие.Во все щели
в комнату тянуло сигаретным дымом,пахло перегретым машинным маслом,несло
сгоревшим на фрезе при обработке алюминия скипидаром. Вокруг шумели станки,лязгало
на прессах полосовое железо,громко,стараясь перекричать механический гул,разговаривали
между собой рабочие.Но Яшка пел! Весело и самозабвенно. Он стойко переносил
ужасные условия жизни,пел и гордился тем,что помогает в работе неунывающим,талантливым
людям.Яшка полюбил деловых людей в застиранных рабочих куртках,терпел
и прощал даже тех мужиков,кто похмелившись в обед,лез к нему с откровенными
разговорами.Но больше всех уважал Яшка своего хозяина,Юрия Устиновича,старшего
на участке.Не только за заботу и уход.Яшка часто внимательно слушал,как
Юрий Устинович одинаково вежливо разговаривал и с рыбками,и с людьми.За
заботу же платил ему особо нежными трелями.
Но вот после неудавшейся перестройки пришли девяностые годы.Пустыми полками
в магазинах затрясли страну реформы и перемены.Залихорадило производство.Все
тише и тише с годами становилось в цехах завода.
Заказы от шахтеров не поступали.Рабочим не давали зарплату.Они сбивались
толпами в цехах,бастовали,требовали к себе директора — по старинке.Но
новые хозяева отвечали: не нравится — уходи.Люди стали уходить кто куда,где
еще платили “живые” деньги.Все реже и реже звонил бронзовые колокольчик
над дверью.Все реже и реже пел кенарь Яшка.И вот завод остановился.Рабочих
распустили в бессрочные отпуска — на вольные хлеба.
Юрий Устинович ежедневно приходил на завод, поднимался в
цех, кормил птичку и рыбок, надеялся, что это безобразие временное, бывало
всякое за полвека его работы на заводе, все должно вернуться на свои рельсы.
Но завяз где-то паровоз реформ, и рельсы заржавели. Юрий Устинович подолгу
стоял у окна, наблюдая за искрящимся брызгами фонтаном в сквере напротив.
Фонтан работал, как и прежде, но чего-то не хватало. Вокруг не было детей,
не было смеха и веселья. Родителям не до прогулок. Тишина в цехе давила
на плечи и Юрий Устинович подходил к клетке и долго рассказывал кенарю
о причинах остановки завода, о развале огромной страны, о смене строя,
о том, что ловкачи растаскивают последнее госимущество. “Тебе-то, птичке,
что от этого? Одна только польза: тихо стало в помещении, воздух свежий,
вон уже и разбили первое стекло. Кушать тебе приношу, чего еще надо? Живи,
радуйся и пой.” Кенарь отворачивался от слезящихся глаз хозяина, не клевал
корм, не пил воду.
Юрий Устинович суетился: включал станки, стучал молотком по верстаку,
ходил туда-сюда, хлопал дверью, звонил в колокольчик. Но стук получался
сухой и дряблый, словно колокольчик висел у него на шее.
Но кенарь Яшка не пел и все.
И вот однажды утром, ещё на проходной, Юрий Устинович почувствовал неладное.
Как назло, заклинило в ячейке пропуск, потом он споткнулся и упал на второй
площадке лестничного марша. С заготовительного участка по проходу цеха
ручейком текла вода. Он резко открыл дверь на свой участок и первое что
увидел — птаха лежала на дне клетки лапками кверху.
Юрий Устинович рванулся было к желтому пятнышку у стены, но замер в неестественной
позе, отпустив дверь. Всегда веселый перезвон бронзового колокольчика
теперь остывал в сознании отдаленным, печальным аккордом.
СОН В КАЗЕННОМ ДОМЕ
Среди ночи Пашка проснулся от шума хлещущей под большим напором струи. Наверное, где-то лопнула труба. Освободившись от намотанной на голову ветровки, служившей ему и подушкой, и одеялом на голой панцирной сетке кровати, он поднял голову. Слегка подташнивало. Из маленького зарешеченного оконца под потолком, как раз на уровне второго яруса кроватей, где лежал Пашка, тянул сырой и холодный сквозняк. Стекла в раме не было, пузырем надувался кое-как прилаженный полиэтиленовый пакет. Напротив над массивной дверью, в круглую дыру пробивался из коридора элект