***
Подвальный быт, многоэтажный мат,
тропа через помойку до колодца,
пустые хлопоты, казенные дома
и “короли” без капли благородства.

На мостовой босая детвора
гоняет обручи, дыша бензином с пылью,
а в стареньком динамике с утра:
“Мы рождены, чтоб сказку сделать былью”...

Ах, сделали! Кругом— сплошная быль,
и новым песням не вернуть доверья.
От сказки той осталась та же пыль
да в мавзолее— мертвая царевна.

***
Хоть понимаю, что не дело,
но, будто делать больше нечего—
часы с заводом на неделю
подкручиваю каждым вечером,
и суетливою молитвою
тревожу часто слух Спасителя,
прошу, чтоб дочь мою помиловал,
а заодно ее родителей
и мать мою, насквозь уставшую,
безрадостным трудом задроченную,
и вот еще сестренку старшую
с детьми, и прочая, и прочая...

Молитва комом разрастается .
(Он не перебивает, слушает),
и шар земной в нее вмещается,
а шепот мой все глуше, глуше и
по воле Общего Подельника
я засыпаю понемногу...
Но тут звенит звонок будильника.
Идут часы! И слава Богу.

***

Валентине Маркеловой

Я на рынке. В кармане— зарплата.
Нет со мной ни черта, ни брата.
Оставляю за рядом ряд,
тусклый взгляд ничему не рад.

Где теперь она— детства страна
безмятежная, не смотря на...
И подарки ее скупые.
Я бы оптом сегодня скупил их!

Да не купишь синее марево,
где, кружась, восхищала нас
птица счастья— булочка “жаворонок”,
две изюминки вместо глаз...

***
В царстве мертвых живущим с годами дышать все трудней.
Чем выше становишься ростом, тем воздух

невыносимее.
“Доченька,— говорю,— побереги дыхание для будущих трудодней”.
Носится как заведенная. Попробуй, угомони ее.

Дочка моя растет, а я уже не расту.
Вещи свои сам и донашиваю.
Века своего уходящего тяну черту.
Книжки-раскраски цветными фломастерами не раскрашиваю.

Бунинский сон о том, как замуж он дочь выдавал,
меня не преследует. Поздний ребенок, мала еще.
Хотя, конечно, слава Всевышнему, что мне ее даровал,
не то бы уже опустился, спился, замерз где-нибудь под лавочкой.

А так— живу, размышляю у подъезда парадного,
с дочкой гуляю, покуда супруга готовит ужин.
А вон и она машет в окошке.
                                          “Радость моя, пора домой.
Ручки мыть, кушать, а там и Степашка с Хрюшей”...

***
Мой ангел небесный,
давай полетаем
над срубленным лесом—
низринутой тайной.
Над царской невестой
во гробе хрустальном,
мой ангел небесный,
давай полетаем.
Над полем с крестами,
возросшими лесом,
давай полетаем,
мой ангел небесный.
Над черною бездной,
что стала фатальной,
мой ангел небесный,
давай полетаем.
Над срубленным лесом,
мой ангел небесный...
Над мертвой невестой,
мой ангел небесный...
Над полем с крестами,
над бездной фатальной,
над страхом и болью...

Довольно, довольно.

г. Астрахань