Николай ШАМСУТДИНОВ

ЛЮТНЕЮ ПЕВШАЯ НЕКОГДА...

ЭЙФОРИЯ

Я потерян для Господа? Что ж... Серый дождь
На душе,
ну, а тело бьет мутная дрожь,
День отвратен, и баба фригидна...
Потому ль, что разор и Россия во мгле,
Не слезая годами, я “торчу на игле”,
А с нее во все стороны видно?
Я иглою вопьюсь прямо в пульс,
уколюсь
И на время Троянской войны отключусь,
Позабыв о долгах и о ссудах.
И глазницы Горгоны,
и какаду,
И библейская ночь в Гефсиманском саду
В обескровленных тлеют сосудах.
Я стабилен среди коммунальных страстей,
И во мненье соседей, и в позе своей,
Хоть обрыдла она...
Скисло время,
Скисли дряхлые лозунги, и потому
Я не верю, потерян для всех, ничему,
Верю — зелью, стучащему в темя.
Время болью набрякло, как знойный абсцесс,
Расползаются ткани его,
Про инцест
Утаю от жены и от друга.
При пустых вечерах и карманах пустых
Мы пускали по кругу любимых своих,
А теперь, говорю, шприц — по кругу.
И, ознобом давясь, истощается свет,
И разумная речь расщепляется в бред,
В речь нирваны,
Всего за мгновенье
До нее,
как слеза по слепому лицу,
Погружаясь в потемки свои,
По шприцу
Я стекаю в забвенье, в забвенье,,,
Я свернулся, как плод человеческий, влит
В материнский покой,
Бытие не саднит,
Как во чреве, в слепом промежутке
Меж зачатием и бытием,
А потом
На кушетке пластом,
и суставы — жгутом,
Тектонический вывих в желудке.
Саркастический воздух отвесно звенит,
Пол встает, как стена, вырастая в зенит,
Вмят в слепое лицо,
Под ногтями
Не осенняя грязь, а судьба запеклась,
И в распад я вмерзаю, чудовище,
мразь,
Запаленно биясь под ногами.
Зной Ургенча и Углич —

не эти углы
открывались мне с потусторонней иглы,
В оправданье...
До изнеможенья
Я кричу, как безумная флейта.
Отсель
Дай протиснуться, как в невозможную щель,
В благодатную полость забвенья .
Шприц впивается в жадную вену, упырь,
Голова нарывает огнем,
как волдырь,
С дрожью по оплывающей коже,
Я, сжимаясь —
в жестокой, кромешной горсти,
Недоносок нирваны,
кричу: “Отпусти,
Голубое забвение!”
Боже...

***
Боль в обессилевшем горле, ломоту, хрипы —
Вот что влечет перебранка с тобой...
Стократна
В гневных филиппиках — Геры, любовь? — Ксантиппы,
Ты все же не разбудила во мне Сократа,
И до всего, чем ветшая, живут их тени,
Нет дела... нет! — погруженному в смакованье
Милых подробностей — губы в блаженной лени...
Пальчики... грудки... — восторженного созданья
В юном бикини, на пляже, во-он там,
Под всхлипы
Слабой, податливой плоти.
В прямостоящих
Лаврах, моя философия, бич Ксантиппы,
Не поднимается выше сосков, глядящих
Прямо в лицо...

***
Лютнею певшая некогда, здесь, за кофе,
Смотрит в лицо, утомленная сим, со скукой,
Погружена в размышления о катастрофе...
Мир обметало, как встарь, молодою мукой —
Кровь, перечтя с азов, не перечит зною
В сорванном сердце, несмелым живя контекстом,
Ведь не настичь уходящую — ни слезою
И ни взвывающим жестом.
В прологе местном