Разукрашенные змеи
то куражны несказанно, то неслыханно тихи.

Их затейливым рисункам в их полете мало толку
от простого любованья — и они спадут к ночи.
                   Подполковник!
В Вашем лете я останусь ненадолго,
только душу отогрею у оранжевой свечи.

А когда свеча нашепчет мне торжественную тайну
и прикроет ее плотно посеребренным дымком —
кто-то сверху очень важный
                                      прекратит мое свиданье
в Вашем лете...
                   и осветит путь мой теплым огоньком!

ВОЖИДАНИИ СЕНТЯБРЯ

Л.В.

1
В обнимку с обезумевшим хореем,
перебирая буковки для Вас,
я думала: приди, сентябрь, скорее
в мой край, где по-над высохшим пыреем
два облака рисуют Ваш анфас
/ в моем воображении болезном... /

Но — Господи! — зачем же бесполезно
мечтать мне о счастливом сентябре
в то время, когда лето на исходе,
и синий сумрак над висками всходит
и тонкой кистью водит по коре
/ кустарника напротив моих окон... /

А к центру неба продвигает око
луна моя — там и сойдет на дым.
В делах любви она меня мудрее,
зато прохладней, и едва ль согреет
сердечко Ваше дымом золотым
/ струящимся под звездные опилки... /

Не потому ли я фонарик пылкий
держу в душе — сосуде дорогом.
Фонарик мой мне предан и послушен,
и весь дрожит: а вдруг и Вам послужит
своим неугомонным огоньком?..
2.
В ожидании сентября не находит места душа,
и тревожится письменный стол: тень от карандаша
сливается с кромкой ночи,
                              тем самым лишая смысла
само появление тени...
А выше, под коромыслом
месяца — две звезды качаются, чуть дыша,

боясь подпалить картинку —
                    в заоблаковом окне тоскует мое лицо:
вблизи от высокой пели
на средневековом иврите готово напеть для Цеви
лучшее, что наплакано о Прелестной Стране.

А после сброситься в воду,
                              предполагая наличье кругов
на поверхности водной глади,

                                       где круг начальный таков,
что желательней — раствориться, потому как игольное ушко
бывает в диаметре шире...
А сверху белая мушка
уже показала крылышко из перистых облаков.

Наверное, где-то рядом живут большие снега,
и видно им: с Божьей помощью однажды Ваша рука
повернется ладонью к небу —
и на зримой части кольца,
как в замутненном зеркальце проявится до конца
тоскующее лицо мое...
или — фрагмент лица...

***
Любимый!
И малого слова
при встрече не проговорю.
Наш ветер был юн и неловок
и спекся, влюбленный в зарю.

Однажды в небесной посуде
нам память предъявит права
на то, что нас небо рассудит,
всех примет в свои рукава...

Едва ли мы в них растворимся.
И где-то, на Малом Ковше —
ах, как же мы наговоримся,
прижавшись душою к душе!..

СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ПО ПРОСЬБЕ СПАНИЕЛЯ

          Любимая!
Время к точке. Поставлю — и догорю.
Мечусь от стены к стене, из угла в угол.
Мучусь бессонницей, сочиняю фугу:
закончу — непременно подарю январю.
          Тем более,
этот январь относительно прошлого вдвое мягче:
если и выманит душу — побережет на весу,
а к ночи подбросит в небо, как желтый мячик,
затем, чтобы было на что выть одинокому псу.
          Любимая!
Глядючи вверх — я давно потерял мой голос,
выкатывая наружу надрывные “у” и “о”...
Вчера пожалело облако: с краешку откололось,
и я загривком почувствовал — нежностью обдало.

И все-таки — время к точке: перебирать тошно
комбинации сиплых звуков — сплошной минор.
          К тому же:
сердце заходится — да так суматошно,
словно бегу по следу в край бурундучьих нор,

в котором по мне никто не станет ни петь,
                                                                      ни плакать,
и только тонкая молния — чиркнет над головой...
          Любимая!
Перед тобой ложусь на четыре лапы:
лизни меня на дорогу, пока я еще живой.

г. Южно-Сахалинск