Юрий БЕКИШЕВ

РОВЕСНИКАМ,
С ИЗЪЯТИЕМ
НЕНОРМАТИВНОЙ ЛЕКСИКИ

БЫК

Когда парит весенний материк
и пляшут стебли в теплой черноземе,
трехгодовалый деревенский бык
о буре думает, о молнии, о громе!
Он космос нюхает щербатыми ноздрями -
и это хлев ему, и силос, и навоз...
Черкнет по своду мощными рогами -
и тьмы мешок сверкнет пригоршней звезд.
Он полон страсти, бешенства и сил.
Тараня лбом гигантские стожары,
он весь в сплетенье мускулов и жил
и в синих отблесках космических пожаров.
Пьет чай пастух... Блаженствует душа!
Его жена, дурна и кривобока,
сидит в углу, хулит привычно Бога,
и всех святых, и мужа-алкаша.
Ну что за скука!.. Но раздастся гром!
Иконы от удара рухнут на пол,
обои треснут, и в стенной пролом
рогатая, с продетым в нос кольцом
заглянет бычья морда, словно дьявол?
— Ужо тебе!
А ферма на заре
распахнута и вся полна движенья.
Пастух коров гоняет на дворе
и вспомнить силится ночное приключенье.
Но он его не вспомнит никогда
и лишь тоска сильнее с каждым разом...
...Бык стада впереди идет и иногда
косится на небо кровавым диким глазом.

ЗАТМЕНИЕ

Вот слетаются черные, злые
в рощу птицы на зимний ночлег,
накренив свои клювы большие,
мумие осыпая на снег.
На ветвях, в волчью сгрудившись стаю,
спят — и видят горбатые сны,
как они до весны улетают
из заснеженной бедной страны,
как они дружным клином взмывают -
мощи сколько в размахе их крыл!
И каким разноцветьем сияют
оперенья средь южных светил!..
Знаю я — есть волшебные птицы:
Сирин, Феникс, Кетцаль или Рух...
А воронам лишь тьма может сниться,
как, допустим, что сон голубицы -
только света охапка да пух.
Это мне снится хищный их клекот.
Это мой полуночный кошмар,

где свирепые птицы Хичкока
тащат плоть из хибар и кошар,
где я сам — горсть культей меж лопаток, -
впившись в страшный обрубок жены:
Иоаннова бреда придаток,
от надлобной, пробитой до пяток,
весь — предчувствье гражданской войны!
Это я вижу неба громады,
рдяный бельм, извергающий свет,
и чудовищные армады
вниз летящих кровавых комет.
Вижу зарево дальних пожарищ,
скоп людей у клубящихся бездн,
смрад чумных скотобоен и кладбищ
оскверненных — столбом до небес!
О, Господь, что за сны ты даруешь?
Или только ко мне так жесток?
Ты цветными мелками рисуешь
озаренья... Крошится мелок —
эту пыль Ты с перстов своих сдунешь
и стряхнешь с полотняных порток.
Утром я просыпаюсь от гвалта
за ночь вскормленных тьмою ворон.
От декабрьских метелей до марта
жизнь на две половины разъята:
явь — чудовищ рождает, а сон-
за затменье ума лишь расплата!

ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ

Вода в озерке к старости стала светла,
исчезли в ней отражения.
Заглядевшись, я чувствую головокружение.
Где я?
Где облако зенитное?
Где звенящая блёсенками ветла?
Только по дну ходит подводная птица,
из водорослей гнездо вьет.
Зовут ее водяница? Или прудовица?..
Забыл я.
Клюв у нее длинный и тонкий, как спица,
им она долбит коряжки и улиток клюет.
При каждом шаге
пузырьками взвивается вверх метан,
а в тине остается трехпалый след.
На голове у птицы из перьев султан,
а крыл у нее нет.
И нет у нее лица
Вспомнил: звать ее — пла-каль-ни-ца.
Было б у нее лицо,
То снесла бы яйцо,
а были б у ней крыла,
то здесь бы не жила,
а раз она живет,
то ест тут и тут же пьет.
Плачет за всех, оплакивает,
ежели кто помрет.
Слезы ее — пузырьки воздуха. Они запаяны в лед.
Зимний рыбак вонзает коловорот...
Вот удивится,
когда вытащит не рыбу, а птицу.
Так из озера вынимают душу.
Старость пришла. Зима. Увяданье.
Жаль нашей юности пылкой старанья.
Жаль эту клушу.
Жаль мирозданья.