уговорил я председателя сельхозартели Арсентия Васильевича Рыженкова выписать для наших деревенских журнал “Молодой колхозник” с приложением — шеститомным собранием сочинений Пушкина. Было до этого на всю нашу деревню три книги: “Происхождение земли”, “Кавказский пленник” и “Борьба за огонь”, теперь по почте, которую летом доставляли к нам по реке, а зимой санным путем на лошадях, стали приходить малоформатные томики в синем переплете с изображенным на обложке памятником великому поэту.
И вновь перечитал я то, что когда-то читал прежде за поделившей мою жизнь надвое жестокой гранью. Заново открывал для себя Пушкина:

В глуши, во мраке заточенья ...

Есть у подлинной поэзии и музыки нечто общее — они вызывают ассоциации с пережитым или переживаемым тобой.
Моих сверстников в деревне было мало. Почти все малолетками привезенные с родителями еще в тридцатых годах на необжитые берега Васюгана ребятишки умерли от голода и лишений в первые годы ссылки. Оставшиеся в живых с малых лет работали — летом кто в поле, кто сезонником на сплаве леса, зимой на лесозаготовках вдали от дома. Родители их почти все были малограмотны, прочесть по складам районную газету “Сталинский путь” — и то ладно. Заведено было у нас в деревне зимними вечерами всем приходить в колхозную контору, где председатель с бригадиром делали разнарядку на завтрашний день, после чего мужики и бабы допоздна сидели при свете керосиновой лампы, говорили о чем-нибудь повседневном, вспоминали, как жили до ссылки. Теперь иногда я читал им Пушкина. Любили они слушать сказки, но больше нравилась им проза: “Капитанская дочка”, “Станционный смотритель”, “Барышня крестьянка” ... Слушали внимательно, сопереживали, по своему комментировали.
Потом, когда там же в деревне я женился, и родились у меня дочери, первые сказки, которые я им прочел, были пушкинские. И первые поэтические строки, которые они выучили наизусть, также, как когда-то выучил в детстве я, были из сказки о царе Салтане:

Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет ...

Под обрывистым берегом, где стояла изба, в которой мы тогда жили, медленно нес к Оби темную воду Васюган, куда ни глянь на сотни верст вокруг синела, сливаясь с горизонтом тайга, и казались от этого еще более волшебным — далекое сине море, бегущий по волнам к сказочному острову парусный кораблик ...
Сегодня у меня дома на стеллаже десятитомное собрание сочинений Пушкина. Иногда беру какую-нибудь из этих книг, начинаю перечитывать, опять восхищаюсь, печалюсь, ощущаю музыку пушкинских слов и воскресает в памяти все былое:

И жизнь, и слезы, и любовь ...

Павел ЛОБАНОВ

НОВЫЕ РАССКАЗЫ

1.ВСТРЕЧА

Все, что было в жизни моей — это путь через лес. Не помню ничего до леса, не знаю, будет ли что-нибудь после него.
Шел я торными тропами и дебрями исхоженными, через ручьи и овраги, через пни да колоды, через омут и брод, через страх и бред.
Жгучие травы встречались на пути моем, горькие травы собирал я. Оскома и горечь на губах моих.
Прекрасна ты в глазах моих, путница. Сладок твой голос в ушах моих. Подари мне мед свой, если не убоишься яду моего.
Правда ли, что шла ты через туманы кисейные, через поляны земляничные, через луга медовые, и легким был путь твой? Так пойдем же вместе, и постараюсь я не сбить тебя с пути твоего на тропы неторные, гати непролазные.

2. ПАДШИЙ ИКАР

Как легко искажает сущность происшедшего не столь уж и в давние времена прихотливая людская молва. А что касается седой древности... Все мы что-нибудь слышали об Икаре, сыне Дедала, но едва ли многие слышали правду.
Вот подлинная история Икара.
Во времена царя Миноса жил на Крите Дедал. Был он искуснейшим из всех мастеров, какие только рождались когда-либо среди смертных. Сын же его, Икар, отличался еще большими достоинствами — был он идеально сложен, красив и силен, не было равного ему в воинском умении и в состязаниях на стадионе, превосходил он любого из смертных также и в искусстве пения и игры на кифаре, но главное — отличался он необыкновенной для своих лет мудростью. В общем, среди всего рода людского, среди всех его поколений совершеннейшим был Икар, и не было ему подобных.
Жил он, не зная настоящих тревог, до двадцати двух лет, жил, легко неся свою службу у Миноса. Царь, отправлявший часто свой могучий флот в дальние походы, доверял ему командование крупнейшим своим кораблем. Моряки боролись с пиратами, очищая пути для торговых судов, вели торговлю и войны, на далеких берегах находили племена великанов и людей, покрытых чешуей, со змеиными головами. С честью и славой, с несметной добычей и познаниями о дальних неведомых землях возвращался Икар из походов. А между ними был он среди советников в царском дворце. По уму, по мудрости, а не по возрасту выбирал себе советников Минос, и часто седобородым старцам приходилось соглашаться с мнением, высказанным Икаром.
Так прошла юность Икара, среди успехов и достижений, среди почестей и славы, но, как видно, не вскружили они ему голову, ибо пришел он однажды к отцу в мастерскую и сказал ему так:
— Знаю, отец мой, что многие завидуют моей доле. Пуста их зависть, ибо не чувствую я гордости. Все, что сделано мной, сделано благодаря моим спо

Скачать полный текст в формате RTF