Ф. ГАРЕЕВ
“ЧЕТВЕРТЫЙ ДОМ”
Старик глубоко, надсадно, — так, что подпрыгнуло и затряслось
на стареньком диване сухое тело, — закашлялся и проснулся. С отвращением
сглотнул вязкий комок в горле и лишь после этого открыл глаза.
Было очень рано. Старик вообще, — привык вставать спозаранку, но сегодня
даже для него было рано: окна только-только подернулись фиолетовым и ночная
тьма еще густела в углах комнаты. Воздух был холоден и влажен; сырость
чувствовалась даже под одеялом, и некоторое время старик лежал, набираясь
решимости, как, бывает, пловец стоит на берегу реки, оттягивая сладостный
и одновременно страшный момент вхождения в воду. Потом разом отдернул
одеяло и хотел вскочить, как в молодости, — резво и бодро, но тело не
послушалось его; что-то треснуло в пояснице и он, чуть не застонав, сел
на диване, пережидая боль. Когда отпустило, медленно поднялся с дивана,
прислушиваясь, — не проснулась ли жена? Нет, не проснулась...
У жены была астма, — отработанные легкие с трудом правили свою работу;
хоть и спала она в другой комнате, сон ее слышен был даже сквозь закрытую
дверь, — натужным всхрапываньем. Старик подумал вдруг, что не он один
— постарел, и эта мысль неожиданно примирила его с недавней беспомощностью.
Он оделся, вышел на кухню, включил свет, поставил чайник на газовую плиту
и присел на табуретку у стола.
Кухня была маленькая, большую часть ее занимала давно небеленая и нетопленая
печка. Нетопленая, — потому что рядом с ней стоял газовый отопительный
котел АГВ; после того, как во все дома пригорода провели газ, топить печь
стало не нужно. И давно надо было убрать ее, освободить место, но старик
не хотел расставаться с нею. Вместе с печкой исчезло бы то, что делает
дом, — деревенским. Словами выразить это старик не мог и, когда жена заводила
разговор о печке, он только махал руками, приходя в бешенство; слов не
хватало, как воздуха. И печь стояла на своем месте, серея от пыли и времени...
Глухо заворчал на плите чайник, старик вздрогнул и тут же улыбнулся своему
испугу. Потом потянулся за сигаретой. Вообще, — натощак он старался не
курить, но в иные, особенные, дни позволял себе это. А сегодня был именно
такой день: сын, Валерка, отгуляв дома месяц, уезжал обратно, — на зону.
Посадили его семь лет назад, после того, как он, в добровольном безумии
запоя убил свою сожительницу. Впрочем, история была темная и до сих пор
никто не знал, — он ли убил, или кто другой. Сам Валерка сказать ничего
не мог, поскольку — не помнил. Но старик всем рассказывал свою версию,
по которой выходило, что сын не виноват, а виноваты водка и сомнительные
друзья. И в конце концов, поверил сам, что так оно и
было на самом деле... На зоне Валерка вел себя тихо; за
примерное поведение два года назад его перевели на “химию”, ближе к дому,
а в этом году дали месячный отпуск. И сегодня был последний день этого
отпуска.
Чайник закипел, старик встал, сделал себе большую полулитровую кружку
чаю, достал из холодильника тарелочку с медом и снова сел.
Утренний чай с медом был для старика необходим. Им он — лечился... Несмотря
на свои семьдесят, старик пил, как немногие молодые пьют. Но пил он не
для того, чтобы пьянеть, а для того, чтобы обрести гармонию с миром. Трезвым
старик был мрачен и нелюдим; стоило же ему выпить и мир расцветал новыми
красками, и краски эти были настолько яркими и неожиданно глубокими, что
старик забывал о горестях жизни, становился добр и общителен. А поскольку
старик пил каждый день, все ошибочно думали, что он всегда — такой...
Ожидая, когда остынет чай, старик закурил новую сигарету.
Тяжело, со свистом отдуваясь, на кухню вышла жена. Остановилась у печки
и сказала:
— Накурил-то! Сколько говорила, — не кури в доме. Мне воздуха и так не
хватает... Чего так рано встал?
— Не спится, — ответил старик и затушил сигарету. — Валерка во сколь пришел,
не слыхала?
— А он и вовсе не ночевал дома... — сказала жена, помолчала и добавила,
— Приехал, — ничем нам не помог. Только гулял с утра до ночи... О чем
думает, — не пойму...
— Посиди с его, — поймешь, — спокойно посоветовал старик, — Ему от Хозяина
отдохнуть надо.
— Доотдыхается... Тогда тоже — отдыхал. С этой курвой... Теперь вон седьмой
год отдыхает...
— Ладно! — старик хлопнул ладонью по столу. — Будет!
Жена открыла рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его: за годы совместной
жизни она хорошо изучила характер старика и знала, — когда можно перечить
ему и когда это становится опасным. Постояла минутку для приличия и тихой
мышкой ушла в комнату; старик взял сигарету и вышел на крыльцо.
Светало. Утро было не по-летнему холодное и тихое. Дом старика был вторым
с краю, — через сотню метров начиналось болото. И вот с этого болота сейчас
поднимался густой, не проглянуть, туман. Он медленно, но заметно, клубился,
— словно неведомый бесформенный зверь выпускал щупальца, цеплялся ими
о землю и подтягивал свое тело, — дальше. Старик закурил и зябко передернул
плечами. Хотел было зайти в дом, но, вспомнив о жене, раздумал. С перебранки
такой день начинать не хотелось.
Старик стоял на крыльце и, глубоко затягиваясь, смотрел на свой двор.
Внешне двор выглядел вполне пристойно, как у всех, но наметанным взглядом
хозяина старик замечал первые признаки запустения: фундамент дома на углу
просел и
Скачать полный текст в формате RTF