самое злое проклятье мое.
Бдений всенощных глубокие тени
выступили под глазами ее.
Строгая, бледная, в кружевах черных,
медленно и неподвижно плыла
мимо рыданий и взглядов упорных
к тем, без которых страдать не могла,
сквозь ароматы церковного дыма,
мимо мерцания паникадил,
мимо толпы безголосой и мимо
всех, кто ее не любил и любил,
прочь от безжалостной собственной славы,
избранной, жданной — в свой истинный дом.
Благостность неизлечимой отравы
в имени этом, как выдох, простом.
Мы напряженно молчали, как будто
кожей вдыхали тяжелую мглу.
Великопостное свежее утро
таяло снегом на гулком полу.
Робко ласкали незрячие свечи
темных икон золотую резьбу.
Что ей — посмертные, поздние речи
и поцелуи — холодному лбу?
Что ей — любой, самый преданный пленник,
столько чужих утоляющей жажд?
Грозно с амвона рокочет священник:
— Господи, вечную память подаждь!
***
Мой генерал, Афганом и Чечней
отмечена судьба твоя навылет.
Суровый ангел за твоим плечом -
за правым —
расправляет резких крыльев
полотнища. Горчит вино побед
в походных алюминиевых кружках.
И над простором неродных полей,
над мальчиком убитым,
беркут
кружит.
И вновь вожди влекли страну во мглу,
в локальный ад бессмысленных пожаров.
Ни благородной смерти на миру,
ни ликованья триумфальных арок,
мой генерал, не выпало тебе.
Саднит незаживающую память.
Пусть необстрелянные умники
т
е п е р ь
твои ошибки честные считают.
А ты не добивался ничего,
не ждал ни благодарности, ни славы.
Но кто — безликий —
за
твоим плечом -
за левым — улыбается лукаво?
Сулит обидам темным дать исход,
гнев из груди,
как
меч из ножен, вынуть.
Мой генерал, храни тебя Господь,
когда настанет время сделать выбор.
ПУТИ ГОСПОДНИ
Я верю в Бога моего,
страдающего и живого,
не могущего ничего
и не желающего снова
мир, сотворенный им самим
когда-то в приступе всевластья,
исправить Божеским своим
соизволением. Не счастья
Он жаждал – вечен и один,
тоской вселенской одержимый,
средь собственных своих глубин
сам для себя непостижимый,
тысячелетия – немой.
И я представить не готова -
из муки яростной какой
Его рождалось Первослово.
И родилось. И не дыша,
Он любовался чуть устало,
как мира юного душа
в ладони бережной мерцала.
Над пробуждением страстей
сгущался явственной тревогой,
что каждый из Его детей
придет к Нему своей дорогой.
И что за каждым вслед и Он
отправится, пути не зная,
на перекрестках всех времен
безумствуя и прозревая –
ошибкам дань отдать сполна,
любовью ненависть измерить,
испить отчаянье до дна,
и в самого себя поверить,
боль человечества впитать
и вновь исполниться терпенья,
чтоб неизменно воскресать
во всех грядущих поколеньях.
Но потому что каждый — сын,
и распинавший, и распятый,
им не отвержен ни один
виновный, как невиноватый.
Страданью — избавленья час.
И покаянию — прощенье.
Но и горчайший между нас –
часть Божеского воплощенья.
А самый дерзкий одержим
Его неутолимой жаждой,
себя отождествляя с Ним…
Еще не скоро, но однажды,
когда — нам не предугадать,
вселенной чаша содрогнется,
и время повернется вспять,
и Господь сам к себе вернется.
И, как предопределено,
в Нем завершат свои исканья
соединенные в одно
отдельные существованья.
г. Абакан