Я — исключенье всяких правил,
с мировоззрением кривым...
Мой мозг трагично неисправен,
и уж ничем не исправим.

***
Хвалю запев в любом рассказе,
и сам начну издалека:
...Стоят казармы на Парнасе,
снежком присыпаны слегка.

Здесь начеку зимой и летом
поручик Лермонтов и Фет...
И сам Шекспир здесь спит одетым
уже четыре сотни лет.

Лишь иногда тумана стенка
качнется в мареве луны, -
и на свиданье Евтушенко
крадется мимо старшины...

Лишь иногда майорской дочке
ударят в сердце соловьи, -
и Вознесенский прячет очи,
еще хмельные от любви...

Бессмертье скучное изведав,
томятся пленники времен.
И за казармой Грибоедов
из пистолета бьет ворон...

Вот так великие зимуют,
и дозимуют, наконец, -
когда к Парнасу напрямую
прискачет пламенный гонец.

И Блок ружьем ссутулит спину,
и Маяковский — с палашом...
Парнас пустеет, а в долину
стремятся вороны гужом...

Война сегодня быстротечна,
война бездумна и беспечна,
война всеядна, как война, -
ей даже музыка нужна...

Но под полотнищами света,
под вой военныя трубы -
конец войне, и над планетой
взошли салютные столбы.

И сквознячком в народной массе
летает дым — победный чад...
Гудит толпа... А на Парнасе
казармы холодно молчат.

Совсем озябшая березка,
над ней — холодная звезда...
Но — чуткий звук... А может, просто
звенит святая пустота...

Но вздрогнет заяц на опушке,

но веткой белочка качнет,
но скрипнет дверь, и выйдет Пушкин,
и кружкой снегу зачерпнет.

НЕВЕСТА

Ей венчаться хотелось, -
ох, заела тоска!..
Расцвела, разоделась
в кашемир и шелка.

Сор традиций стряхнула,
древнеханжеский сор,
и очами сверкнула
вдоль зеркальных озер.

Друга милого ради
вспыхнул в сердце огонь...
Вот шаги по ограде
и табачная вонь...

Пес, тяжелым ударен,
выл из центра Земли...
Двое — Ленин и Сталин -
во светелку вошли.

Не сдавалась на милость,
оказалась живой...
Как она колотилась
о косяк головой!

“Новой тактики ради -
бей жар-птиц по хвосту!..”
Полномочные дяди
изорвали фату...

“Подневольная будешь,
подцензурная будешь,
пыл славянский остудишь,
женихов позабудешь!”

Хоть ядрено вспотели,
изругались до дыр, -
на невесту надели
красно-синий мундир.

С видом добреньких дедов
на сегодняшний ад
с лупоглазых портретов
равнодушно глядят.

ЛЮБОВЬ И ДОЛГ

Звучи, мой стих, во храме и в овине!
Про верность долгу слушайте рассказ.
Он токарь был, она была графиня,
и вот судьба свела их глаз на глаз...

Шальная ночь гудела соловьями,
и месяц млел от призрачной тоски.
“Мне хорошо, — она сказала, — с вами!”
Он промолчал, лишь стиснул кулаки.