сячи страниц. И все ахнули... Ну, не смехотворно ли?
Стилистические разборы детских рассказов Толстого, призванные показать его беспомощность, как писателя, изумляют наивностью подхода: все эти подсчеты повторения слов, суровое осуждение употребления слова “рот” применительно к собаке, запрет на слово “вдруг”, якобы “мусорное”, и так далее, предполагают, что Логинову доподлинно известны правила ПРАВОПИСАНИЯ, а вот Толстому они неведомы. Но ведь Толстой писал для крестьянских детей, он сознательно стремился приблизить свою речь к народной, максимально ее упростить, избегнув каких бы то ни было стилистических красот. Была ли эта попытка успешной? Тут надо спросить адресата, крестьянского ребенка. Прочтя эти рассказы уже взрослым, я не испытал восторга. Почему? Может быть, просто “не в коня корм” (не тот возраст, не то “социальное происхождение”.) Однако я готов предположить, что эта малая и очень специфическая часть гигантского наследия Толстого, действительно, является его неудачей. Истовая попытка “снизиться” до потенциального читателя, отрешившись от собственного “Я”, неизмеримо более сложного и тонкого, потерпела провал. Получилось нечто нравоучительное по замыслу, а на поверку -просто слабое. Не потому, что Толстой “халтурил”, писал “одной левой” (как полагает Логинов), а по прямо противоположенной причине: уж слишком он старался. Известно, как долго и тщательно трудился он над каждым маленьким рассказом, пытаясь осуществить непосильное ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ. Не получилось! Толстой велик, когда он выражает себя, а не кого-то другого, придуманного. Что ж — право на неудачу имеет каждый, и Толстой — не исключение. Кстати, я не встречал ни одного человека, который считал бы детские рассказы Толстого вершиной его творчества (пусть даже — одной из вершин). И вот эту, самую слабую часть литературного наследия Толстого Логинов делает ЦЕНТРОМ своего критического разбора! Прием, мягко говоря, недобросовестный.
Впрочем, автор статьи проходится галопом и по другим, всемирно известным произведениям Толстого, объявляя их тоже “графоманскими”. Тут уж произвол — полнейший! Выдираются отдельные фразы, которые, в отрыве от контекста, подчас, действительно, звучат странновато (осуществить это ох, как нетрудно — с любым автором!). А вывод делается глобальный — вот он каков, ваш кумир! Толстому выносится, например, строгий выговор за то, что у него Акулина “облокотила лицо”: у лица-де нет локтей. Но ведь каждому понятно, что имеется в виду, никаких комментариев не требуется! (Напомню в связи с этим, что у Пушкина скорбящая женщина “кудри наклоняет” — давайте и его дисквалифицируем!). Автобиографическая трилогия Толстого (“Детство. Отрочество. Юность.”) объявляется чем-то “засушенным до уровня гербария”, образ

Наташи Ростовой — “романтико-реалистическим уродцем”, в “Анне Карениной” Логинов видит “единственную мыслишку”: “Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему”... и так далее. Все эти оценочные суждения сугубо субъективны, нет, разумеется, ни намека на их доказательность. И с какой стати я, или кто угодно другой, обязан с ними соглашаться? Толстой многообразно вошел в образ мыслей миллионов читателей, отрицать это — бессмысленно. Не буду перечислять, чем дорог он мне лично: это было бы долго и тоже субъективно. Но Логинов сурово предупреждает, что отзыв типа: “А мне нравится”, его не удовлетворит. Это за какие наши грехи такое неравенство: он присваивает себе право заявить: “мне не нравится”, а у других, на противоположное суждение, его отнимает? Если я, например, вижу Наташу, Пьера, князя Андрея живыми, а Логинов — схематическими “уродцами”, то почему должен быть прав именно он ?
“Смешно сказать, — пишет Логинов — но мой словарный запас в два раза больше, нежели у Льва Толстого”. Действительно, смешно...
Вся эта попытка “развенчания” Толстого настолько нелепа, примитивна, неквалифицирована, что невольно закрадывается мысль — а не розыгрыш ли это? Собрались в редакции веселые ребята и поручили Логинову потешить публику. А что: для видимости “серьезных намерений” у него сил хватило. В таком случае я снимаю свое утверждение о необходимости лечения. Шутка получилась отменная. Поздравляю!

Нина ЖУТИКОВА

БЕС ТЩЕСЛАВИЯ

Статья С.Логинова не может пошатнуть высокий статус Л.Н.Толстого, проверенный на прочность целым столетием. Но она производит работу, которую с достаточных основанием можно квалифицировать как психологический ущерб, причиняемый читателю.
Именно этот ущерб и заставляет рассматривать статью С.Логинова, как поступок, в динамике производимых ею действий. Ядром моего интереса к ней, от самого её заголовка, явилась тревога. Сработал “сторожевой пункт”, весьма чувствительный к нарушениям принципа психогигиены “Не вреди!”
Не так просто — разобраться, чем конкретно вызвано ощущение утраты и разрушения. Ведь вначале, несмотря на первую лёгкую тревогу, возникает даже чувство солидарности с автором: требовательная доминанта ответственности за