| << | левич что-то подходящее для нашей сцены. Как народ полюбил 
        этот театр! Ведь не только подтесовцы — все жители окрестных близких и 
        дальних деревень съезжались на премьеры. Привяжут лошадей у дверей клуба 
        за телеграфный столб или сосну — и идут всей семьей смотреть спектакль. 
        Заранее спросят:— А точно артисты сегодня выступают, не пожарники?! Не напрасно мы приехали?!
 (Пожарка располагалась в торце этого же барака. И раньше, “до театральных 
        сезонов” пожарники от нечего делать сочиняли, придумывали всякую халтуру 
        и выходили с ней на сцену).
 Перед каждой премьерой в обязательном порядке в клуб являлись “цензоры” 
        во главе с парторгом. Кружковцы играли весь спектакль специально лишь 
        для них. Ни один зритель не имел права присутствовать. Вдруг “враг народа” 
        выдаст какую-нибудь крамолу? И не раз один очень далекий от искусства 
        парторг (все называли его за глаза Щергеем Щергеевичем), многозначительно 
        помолчав, изрекал:
 — Это не пойдет!
 — Почему?! — хватался за голову режиссер.
 — Безидейшина! — вот почему.
 “Безидейшиной” оказывались “Без вины виноватые” Островского (и некоторые 
        другие спектакли).
 Все кидались тогда убеждать идейного вершителя судеб, разъясняли, что 
        это классика, эти спектакли идут в Москве и всех городах Союза, и менять 
        что-либо там абсолютно невозможно. Артур Яковлевич только молча стоял 
        бледный в сторонке, кусал губы: он ведь не имел права голоса.
 Помотав нервы всем, парторг удалялся с чувством выполненного долга: хоть 
        и не удалось снять спектакль, но шороху навел! Вот так это все было тогда.
 Но нам с мамой не давала покоя мысль: восстановить “12 месяцев” на подтесовской 
        сцене. Сделать подарок для детей. Но поднять ли нам такой яркий, музыкальный 
        спектакль без Тамары Петровны Братухиной? Да и где взять сам текст пьесы?
 В то время мы еще не догадались написать Самуилу Яковлевичу Маршаку, но 
        все же вышли из положения тем, что на память восстановили всю пьесу, вспомнили, 
        а где и присочинили сами с папой мелодии. Артур Яковлевич расписал все 
        мизансцены и стал осуществлять общее руководство.
 С подбором новых артистов, особенно из детей и подростков, столько было 
        хлопот, столько казусов и смешных историй.
 — Начальники свою-то дочь (т.е. меня) королевой пристроили в пьесу, а 
        моей дали роль всего лишь прислуги?!
 — А моя, сказали, будет какой-то гоф... гоф... (гофмейстерина), тьфу, 
        и не выговоришь!
 — А моему дурню, стыд сказать, грех утаить, велят быть, не поверишь — 
        зайцем!?
     |  | 
 Гор АннаГеоргиевна
 1930 г.
                       Ну и т.д. И когда я каждой маме или бабушке будущего артиста 
        взахлеб объяснила все по порядку, когда показала 5 своих “королевских” 
        костюмов, которые бережно хранились у нас — тогда все и разъяснилось, 
        и все от души смеялись. Писала я потом об этом и других смешных случаях 
        и Самуилу Яковлевичу Маршаку, и он отвечал мне. Он очень тронут был и 
        доволен, что в далекой Сибири с успехом готовятся и ставятся на любительской 
        сцене его пьесы. А уж успех был всегда ошеломляющий. Сенсацией была каждая 
        новая пьеса.Переписка наша с Самуилом Яковлевичем началась много позже, в конце 50-х 
        годов, когда я работала врачом и у меня у самой уже были дети, и для них 
        и их сверстников с новым уже составом артистов задумали мы с мамой опять 
        вернуться к незабвенным “12 месяцам”. С них началась новая, сказочная 
        эра в нашем Подтесово, но уже без Артура Яковлевича Гана. Его к тому времени 
        реабилитировали, и он уехал из поселка.
 Провожать нашего любимого “Короля Лира”, “Жана Бесстрашного”, непревзойденного 
        даже никем из кинозвезд — Яшку-артиллериста — вышли все жители. И как 
        ни мечтал наш кумир о свободе, ни рвался домой в родные края, а тут вроде 
        и уезжать ему не хотелось. Пароход у пристани давал непрерывные гудки, 
        а он все возвращался и возвращался, обнимался со всеми нами. Радость со 
        слезами на глазах...
 Мама моя, Анна Георгиевна Юр, продолжила его дело, но с постановкой только 
        детских сказочных спектаклей: после Артура Яковлевича, не имея специального 
        образования — к Островскому, Гоголю, Чехову и тем более Шекспиру — она 
        уже возвращаться не рискнула. Да и невозможно дважды войти в одну и ту 
        же реку — правильно говорят мудрецы. Каждый должен идти своим путем.
 Но многому научившись у Артура Яковлевича, а еще раньше и у Тамары Петровны 
        Братухиной, и будучи в едином лице и режиссером, и костюмером, и художником, 
        и мастером по бутафории — она достигла в постановке спектаклей тоже невероятных 
        успехов. Слава сказочного те
     |  | >> |