по воде ступаю.
Я хочу с богатством слиться —
богачи смеются,
я хочу воды напиться —
только вина пьются.
Я учитель. Над врагами
побеждать не смею,
я сижу с учениками,
а хотел бы с нею,
только я ее не знаю,
и круша систему,
людям проповедь читаю,
а хочу поэму.
Братья ль выйдут, долга ради
я солгу им снова,
что люблю я больше братьев
тайного другого.
Я хотел бы быть виновным,
исцели, учитель!
Я хочу быть исцеленным,
но я сам целитель.
Мне б спуститься, не подняться,
мне величье душно,
я хотел бы удивляться,
удивлять мне скучно.
Я в пути устать мечтаю —
не идет усталость,
хорошо, что я не знаю,
сколько мне осталось.

ПЕЙЗАЖ

Тишина на милицейских постах,
прокатила по району гроза,
в опустевших и холодных домах
двери бьются в косяки как глаза.
И в невидимой тяжелой узде
рвется туча как изъезженный конь,
гвозди, выспавшись в железной воде,
из горшка перелетают в ладонь...
Из амбара выбирается вор,
а начальник заполняет муру,
он возьмет свой деревянный топор
и пойдет смотреть в поля на траву.
Он посмотрит в свой дырявый сапог
и увидит, что за лесом осин
на сплетении железных дорог
столкновение тяжелых машин.
А по полю растекается вонь,
все заполнив и собою облив,
и в бензиновых озерах огонь
освещает половину земли,
и как будто в деревянном полу
на земле за милицейским постом
копья молний прорубают дыру
и заваливают громом потом.

ВЕТЕР

Птицами поле брани клокочет,
потные лица просят воды,
ветер, как флейта злая, хохочет,
в битве победу празднуем мы.

Что теперь будет зваться крамолой?
Звери-тираны канули в тьму.
Кто теперь в почву семя посеет,
в рваную рану бросит зерно?
Что в человечьем бог разумеет,
бог-разрушитель буйный Эол?
Что же ликуешь ты, ветер веселый?
Сердце горюет, я не пойму.
Разве не видишь — пьянствуют смерды,
вор и разбойник нынче богат?
Это победа? Нету победы!
Лучшие люди в поле лежат.
Музыка скорбная над головою
мертвых героев плачет легко.

***
Лживая музыка, смолкни над ними,
каждый предатель — трижды предаст,
лучшие умерли, худшие жили,
так всегда было, так и сейчас.
Кто нас теперь поведет за собою?
Те, кто достоин. Нет никого.

***
Я ношу очки в роговой оправе
и на мельницу одиночества ласковые воды лью,
долго-долго я живу в опале
и, сдувая пену, несправедливость пью.
Странствующий философ меня не осудит,
северная скука обо мне проведала,
пусть и в будущем ничего не будет,
пусть и в прошлом ничего не было,
и шансов на успех нет,
и дни как вода текут между пальцами,
я не ловлю рыбу в мутной воде
и не гоняюсь на двумя зайцами.
Не было еще дня,
чтобы я забыл дело, в которое вник:
я переводчик, я перевожу себя
на доставшийся мне язык.
Я плавно вращаюсь в сизой пустоте,
меня нельзя оскорбить, обидеть,
я словно лечу на такой высоте,
откуда землю нельзя увидеть.
И к чему спускаться? Земля остыла,
я отправляюсь на поиски земли новой,
а рядом прежняя идет мимо
незамеченной старой знакомой.
А мне от нее ничего не надо,
в северной тоске я сижу обычен
и вижу — ничто мне уже не преграда,
и только собственной смертью я ограничен.