ПИСЬМО ИЗ МОСКВЫ
Евгений ПОПОВ
ВИРТУАЛЬНАЯ
РЕАЛЬНОСТЬ
Рассказ
Я газету купил. Я в газете прочитал рассказ:
“Расцвела к концу второго тысячелетия от Р.Х. Святая Русь, преображенная
царем, большевиками, коммунистами, демократами и техническим прогрессом!
Того и гляди, вступит эта страна в “Интернет”, как в говно, и больше никогда
оттуда не вернется”, — думал известный театральный художник, назовем его
В.Б., брезгливо разглядывая все эти “приготовления” — длинный стол, крытый
скатертями хрустящими, оснащенный блюдами со “вкусненьким”, разномастными
бутылками вин, водок, джинов, виски… да… “минеральной”, конечно же, “пепси”,
других напитков… глядя на огромный, уже светящийся дисплей, где уже дюже
светились, свиваясь, желтые, голубые, розовые огненные точки, из которых
все никак не могло сложиться искомое слово…
…А впрочем, художник Владимир Боер родился и жил до семнадцати
лет в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый
Океан. В слободе 3-его Интернационала, на улице Лагерной, где держали
коров, население которой хоть и нечетко, но все же делилось на сидевших
и сажавших, проживших длинную поучительную жизнь, неоднократно менявшихся
местами.
Зато пастухи были пришлые. Вечером они собрались в кружок вокруг догорающего
костра и молча занимались в наступивших сумерках групповым онанизмом,
обратив раскаленные жерла своих дымящихся отростков к неверному огню.
Владимир Боер отшатнулся при виде этой древней картины, и пастухи засмеялись:
— Мальчик, иди сюда, сейчас молочко брызнет!
Ну что еще? Еще там жил один инженер, снимавший утепленный сарай с печкой.
Одевался красиво — костюм, галстук, пальто, а сидел или сажал — неясно,
да и какое это имеет значение, если все мы, как недавно выяснилось, —
семья братских народов. Вот так-то! Носил бы, не исключено, и штиблеты,
да на российских провинциальных уличных пространствах непременна осенняя
и весенняя грязь осенью и весной, зато летом — сухая пыль, а зимой — белые
сибирские снега. Что делать, когда даже Ленин этого не знал, что делать.
Казалось, что где-то он даже и служил, инженер, — ведь в СССР нельзя,
чтобы не служить или просто не работать, посадят: утром уходил,
вечером приходил, допоздна светилось желтое окно. Носил
резиновые сапоги, валенки, боты “прощай молодость!’ — трудно было в грязноватой
стране с товарами группы “В”, если кто еще помнит такую странную страну
и такую странную группу, куда входили товары интересующие лишь население
страны, а отнюдь не враждебное этому населению государство якобы рабочих
и якобы каких-то несуществующих крестьян с прослойкой интеллигенции, подобной
салу в беконе.
И хватит об этом инженере! Кто он такой, чтобы о нем говорить больше,
чем о других, даже если и составляет он некую пружину внутренней фабулы
этого рассказа. Дадим ему красивую фамилию Филин, а заодно напомним лишь,
что из особых примет гражданин Филин имел рваный заживший шрам, разбежавшийся
от уха до уха, как от моря до моря. Ну и кого, спрашивается, в нашей,
даже если и преображенной стране резаным шрамом удивишь, даже если и не
на улице Лагерной? Короче, с местным населением интеллигентный инженер
дружил, местное население его не трогало.
А вот дедушка Синев, заслуженный ветеран “вохры”, никаких шрамов, никаких
синяков не имел, зато жилистый, с седым бобриком жестких волос на багровой
голове, пытался на улице навести порядок. В том смысле, что к блатным,
конечно же, ни-ни, никогда не приставал — еще зарежут ненароком, а вот
если чтоб написать в Исполком районного совета депутатов трудящихся, что
водоразборная колонка опять не работает на улице Лагерной или обратно
— не чистят на этой улице снег, то за этим шло сознательное население
непременно к дедушке Синеву, и он, молча выслушав ходоков, молча высморкавшись
в большой клетчатый платок, тут же молча цеплял на нос круглые очки в
железной оправе, доставал письменные принадлежности и тут же писал все,
что требовалось, куда следует. Отчего результат весьма часто бывал положительным:
на улице появлялся бульдозер и делал в снегу снежную
Скачать полный текст в формате RTF