команда дрыхнет, на ходовом мостике темно, а к четырем утра так в сон клонит, что мозги, веришь ли, сами отключаются. И еще жрать, как волчаре хочется. А вообще-то, жизнь моряцкая — само то! Свобода, простор!.. Вот вырастешь, тоже в матросы пойдешь... Василь Василич, я с тобой посоветоваться хочу: вот скажи мне, может и правда нам с Ваней в Дудинку махнуть? До Юга еще добираться нужно, а тут — пять суток всего! Енисей посмотрим, блинов у тетки поедим, позагораем — там же сейчас полярный день, солнышко круглые сутки светит. И от наколок моих никто морду воротить на станет... И потом, там все-таки — северное побережье Черного моря, а в Дудинке — южный берег Ледовитого океана! Есть разница?!.
Василий Васильевич, слушал, улыбался и вдруг, без всякого перехода, будто вспомнил о чем, скуксился, засучил ножками и заплакал.
— Ага! — сказал Вася. — Похоже, нас на камбуз потянуло. Я же тебе говорил, что к концу вахты ужасно хочется зачифанить чего-нибудь. Пойдем решать проблему.
Будить Марину было бесполезно. Вася постоял, поразмышлял малость и стал расстегивать маринину кофточку...
Описание молодой женской груди мы тоже опускаем по известной причине: неблагородное это занятие подсматривать из-за плеча на то, что тебе не принадлежит. Во всяком случае, Вася справился с задачей и приложил Василия Васильевича к мамашиному соску. Поначалу, он жадно зачмокал, но потом у него что-то там не заладилось с кормежкой и он опять недовольно засучил ножками. Вася, хотя и потерял много сил в борьбе с таежным великаном, а все же сообразил, что при таком “рутом дифференте на нос” помпа маленького Василия Васильевича не справляется с подачей материнского молока на виру.
Он положил малыша рядом с матерью и пошел на кухню, где в окне уже трепетал румяный летний рассвет.
А где-то за домами, за деревьями в этот самый миг на великой реке Енисей встретились два теплохода. Они приветно рявкнули друг другу звуковую отмашку и разошлись: один вверх, а другой, который побасистее, — вниз, к устью, к Дудинке, к Ледовитому океану... Строго — на Норд.

К сожалению, любезный читатель мой, именно в этом месте и обрывается рукопись, найденная тобой в пригородной электричке. Что произошло дальше, можно только догадываться. Может быть Ваня и Вася все-таки попадут к Черному морю?.. Только при таком исходе — я, лично, — пас! Описывать южные курорты такое же безнадежное и бездарное занятие, как и описание ресторанов и девичьих грудей. Так что, простимся в культурном и промышленном центре Сибири, городе Красноярске.
Да вот уж и электричка сбавила ход и прибывает на конечную остановку...

СОНЕТЫ

Я знаю их многие годы — сибирских поэтов Илью Фонякова, живущего ныне в Санкт-Петербурге, и иркутянина Марка Сергеева. Оба — великолепные мастера: нет такого жизненного материала, нет такой поэтической формы, соединив которые, они не создали бы произведение искусства. И возраст у них, мягко говоря, почтенный, а все — молодо, свежо, задиристо. Иным молодым поэтам — из кожи вон — стремящимся эпатировать, удивлять, ерничать, лишая стихи то законной рифмы, то элементарного синтаксиста, так и хочется сказать: все уже было, милые, было! От Хлебникова и Северянина — до Сосноры и Вознесенского! Форма, если не наполнить ее терпким вином, не более чем обыкновенный сосуд, пустая стеклотара. Учитесь у мастеров, ищите в себе — и обрящете! Это единственный путь, в конце которого есть свет.
Сегодня мы публикуем сонеты Ильи Фонякова и дружеские посвящения ему Марка Сергеева.

Вильям Озолин

Илья ФОНЯКОВ

ЗЕРКАЛА

А раньше-то бывали зеркала...
Рассказывают люди, — с реверансом:
Чуть вогнутые, с крохотным ньюансом
Слегка подрозовленного стекла.

Пусть назовут подобные дела
Изменой правде, явным декадансом,
Но встреча с ними маленьким сеансом
Психотерапевтическим была.

Посмотришься — а ты чуть-чуть стройнее,
Чем был вчера: румяней, здоровее,
А значит — и уверенней, сильней.

А нам — иное зеркало досталось,
Нам никаких иллюзий не досталось:
Без них прожить и выстоять сумей.

ПОЭТ

В былые годы жил один поэт.
Его считали худшим в Ленинграде,
Хотя он был, скажу вам правды ради,
Не хуже многих нынешних. О нет!

Но тогда в нем видели предмет
Для шуточек в буты и на эстраде.
А то — домой звонили на ночь глядя,
Безжалостны по молодости лет.

Давясь от смеха, наши чаровницы
Ему в любви пытались объясниться
А он, видать, разбуженный, смурной,

Все понимал, казалось, — но при этом
Был настоящим все-таки поэтом:
Не нагрубил ни разу ни одной.

СЛАВА

Магическое имя рок-певца,
Начертанное углем, краской, мелом,
На белом — черным и на черном — белым,
Мелькает, возникает без конца: