Александр ЁЛТЫШЕВ

НЕУЮТНАЯ ЗЕМЛЯ

ОСТАНОВОЧНЫЙ ПУНКТ 4127-Й КИЛОМЕТР

Его названьем одарила
Транссиба гулкая верста,
она здесь по лесу бродила
и в поле грелась у костра.

А позже люди приезжали
и под истошный грай ворон
по сторонам от магистрали
покрыли гравием перрон,

вписав в пространство, краской черной
заляпав голубую муть,
четыре цифры над платформой,
как номер узнику на грудь.

И, вымыв руки, в завершение,
ломоть придавленной земли,
насквозь простреленный движением,
на карту мира занесли.

И будут тут экспрессы мчаться,
чечеткой проносясь в момент
четыре тысячи сто двадцать
в окне размытый километр.

* * *

Светлой памяти Иннокентия Ёлтышева

Позади спасенная Европа,
впереди пугающий покой –
держит путь к последнему окопу
ветеран последней мировой,

переживший все эксперименты
мудростью ушибленных властей.
И трепещут траурные ленты
продолженьем сдавленных речей.

Русский мир по-прежнему расхристан,
дух подавлен, разум не воскрес,
но вошел в могилу коммуниста,
как спасенье, православный крест.

Тишина выматывает люто,
хоть кричи, хоть колокол качни –
лупят в воздух порции салюта
парни, избежавшие Чечни.

Эхо по горам кочует глухо,
гладит ветер жаркие поля...
Крепко спи, да будет тебе пухом
эта неуютная земля.

О ПАТОЛОГИЯХ

Мама была рентгенологом.
Когда не работал детсад,
запомнился мне под пологом
диковинный аппарат.

На всплеск моего обмана
отец усмехался: “Брось,
не забывай, что мама
видит людей “наскрозь”.

Когда за меня вплотную
взялся военкомат,
вместил я клетку грудную
в пронзающий аппарат.

Путь в ночные тревоги
мама открыла мне –
“Сердце без патологий” –
выдала резюме,

хоть не имела сомнений,
ставя свою печать:
в мире без отклонений
кровь ему не качать...

Теперь под нажимом многих
жизненных корректив
скорчился, как патология,
и потому еще жив.

* * *

Листву по городу разносит,
в затонах тонут якоря,
звучит распахнутая осень
по всем октавам октября.

Мы с ней давно единоверцы –
нас Бог от гибели сберег,
когда в сгорающее сердце
вдохнул осенний холодок.