Юлия МОРОЗОВА

ODI, AMO...

ПИСЬМА К ПОЛКОВНИКУ

Полковник, нынче не любят военных,
               прошли времена и дни,
Хотя вот недавно, почти вчера,
               открылся персидский фронт.
Не спрашивайте меня
               про передвижения войск – огни
На южной границе – все, что я вижу.
               А дальше – индийский Понт.
Да, да, дорогой, все-таки я в Москве,
               а не в Николаевске-на-Амуре,
Тут мало что изменилось, по сути,
               с былых времен.
Одно хорошо –
Интернет неподсуден царской цензуре-дуре,
Ну, так и Государя давно того-с...
               и не издавайте стон.
Зато его лик на иконах.
В дальнейшем – оставим тему.
Не любите умных женщин, знаю,
               но я вам и не жена.
Я – голос из темноты,
               не слушайте – в чем проблема?
Я отблеск среди зеркал, но вы не лишайтесь сна.
Хотите – оставим войны, поговорим о звездах?
Лежите, полковник, слушайте,
               не поднимайте век.
Ах, если б вы знали, какой тут невкусный воздух,
И как тяжело в октябре, пока не затопит ЖЭК.
Давайте я расскажу вам про времена и нравы,
Не бойтесь, не о скабрезностях –
               они во все времена одни.
Послушайте пессимистов, полковник.
               Они ведь не так не правы.
Я вглядываюсь в пустоту – и вижу опять огни...

* * *

Спляшем, родная Пегги,
               твой пастух наплевал на стадо,
Твой пастух сбежал к пирамидам
               и гуляет среди песков.
Спляшем, родная Пегги. Он уехал. Тебя не стало.
Что тебе нынче до рек и потоков,
               вышедших из берегов,
Что тебе до того –
               Нил или Темза разливаются вдаль?

Он танцует среди пустыни
               свое танго на трех верблюдах,
Он смотрит кино ночное –
               Млечный, прокисший путь.
Вон, обернулся ветром. Думаешь, это чудо?
Чудо, родная, это плясать, и не отдохнуть,
Даже когда Нил и Темза разливаются вдаль.

Даже когда передохли овцы
               и сухой африканский ветер
Кости их выбелил на зеленых холмах – пляши!

Он под своей пирамидой
               сорвет все цветы на свете –
Он, обернувшийся ветром
               во имя своей Мировой Души,
Он мечется ветром,
               когда все реки мира разливаются вдаль.

Кости овец омывает, поднимает юбки
               и треплет косы,
Строчки слагает и разлагает –
               то хокку, то лэ, то ши,
И вздымает барханы и волны,
               и задувает слепой огонек папиросы.
Пегги, а ты не теряй себя, потеряв его, и пляши,
Даже когда всемирный потоп
               вздымает гребни холодных волн.

КАТУЛЛ

Послевкусие любови,
               ненависть к пустым местам.
На крутой латинской мове – odi, amo. Пополам.
Знай, Катулл, что дело плохо.
               Дева стерва, ты дурак.
Так кончается эпоха. Наступает полный мрак.

Умер птенчик у подружки, вечно попугаи мрут.
Выпьем, Цезарь. Где же кружка?
               Только что стояла тут!
Ну, не карма, ну, не маза. Муза сдерживает гнев.
Ах, ты, Лесбия, зараза, предала, не покраснев,

Долгоносая девица, надиктуй мне пару строф!
Я хотел с тобой напиться. Я напился. Я готов.
Я не знал, что все так скверно.
Я не знал, что жизнь – на слом.
Придорожная таверна. Заночую под столом.

Будь Катулл отныне твердым
               и не трать себя на дур.
Пусть Амур противник гордым –
               на фига тебе Амур?
Там где хаживала дева, жизнь и счастье –
               не ходи.
Дева та ушла налево. Не глядел бы. Не гляди.

Обманула, убежала. Просочилась в решето.
Муза, бедная, устала. Елки-палки, конь в пальто.
Но стихи – для жизни рама.
               Шепчешь, сдерживая стон:
Odi, amo. Odi, amo. Amo. Show must go on.

* * *

Все труднее жить на свете, все тоньше нить –
Вервие простое, золотой волосок.
Но всегда дается больше, чем можно вместить,
Да ты только принимай, не пролей в песок.

Да ты только песни пой, когда впору – выть,
Когда что ни разговор – то дурная весть...
Нам всегда дается больше, чем можно вместить,
Но и отдавать нужно – больше, чем есть.