Ольга КОРОБКОВА

ВЕС НОЧИ

* * *

Юный фавн в голубых
                                и уже потрепанных джинсах,
гранжеватого вида, курчавый,
                                ленивый, стройный...
И невинная нимфа в шляпе и белом платье,
чисто дачная девушка,
                                почти героиня Тургенева...

Во саду ли они, да нет, скорей, в огороде,
где-то в грядках, где тень ищи – не найдешь,
да они и не ищут. А впрочем, что они ищут?
Полагают, что ягоды, –
                                и клубника, на сердце похожая,
вдруг сжимается в пальцах –
                                и на белом подоле пятно,
но не кровь еще, а всего лишь клубничный сок...
Покружилась пчела, села, оставила жало.
На изгибе руки оно – как иголка от шприца...

Жарко, жарко сегодня.
                                И у фавна в кудрявых космах
пробиваются рожки – наверное, от жары.
А у нимфы видны мельчайшие капельки пота
по краям припухшей от жажды верхней губы.
В каждой капле влаги отражено томленье
этих взрослых, думающих, что они дети.
Но краснеть они не умеют и не хотят.

Голливуду не снилось такое смешенье стилей.
Декоратора нужно давно и прочно уволить.
Но ведь здесь, понимаете ли, не Фабрика Грез,
потому что здесь грезы в природе
                                и в чистом виде,
здесь деревня с татарским названьем,
                                забор и грядки...

То ли фавн, то ли ангел, то ли рокер-аристократ, –
то ли бедная нимфа, то ли святая Лолита...
За стеклом золотого зноя они – наедине.
Электричество в воздухе. Жарко.
                                Ближе и ближе...
Лишь ладонь – а ладонь дрожит, –
                                разделяет губы...
Разжимаются пальцы...
                                Лишь стоп-кадр спасет от грозы.

* * *

Когда возвращаешься из дома – домой,
из прошлого – в настоящее, через тоннель поезда,
через девятый круг железнодорожной земли,
похожей на черную страну Толкиена...
Когда стихает ветер от пронесшегося состава,
когда подходишь к дому – вопрос в том, почему
ты не встаешь на место,
                                как не входит в родной проем
дверь, разбухшая после больших дождей...
Или, наоборот, – сжимаешься так,
                                что остаются щели, щели...
Поэтому холодно. Поэтому ты сидишь на кухне,
ждешь кипятка, перегреваешь чайник,
который шумит на плите,
                                а ты не протянешь руку,
краник не повернешь...
                                и домашний воздух тяжел –
ношей ложится на плечи...
Тебе помогают: выключают газ,
                                наливают чай, греют руки.
Ты принимаешь все,
                                отводя отчужденный взгляд,
и улыбаешься, взгляд приводя обратно,
мучаясь от собственной подмененности...
Разлучные два дня, две весенних ночи,
                                а вес ночи –
корка льда, под которой живая вода.
Но встреча – еще не день, что растопит лед,
а только утро...

* * *

Как солдаты второй мировой –
                                на фронт со школьной скамьи, –
Ты ушел на свою войну, солдатик любви.
Все мультфильмы, все игры на свете еще твои –
Только как в них играть,
                                если руки уже в крови?..
Пусть пока лишь в своей –
                                все равно, ибо кровь есть кровь:
И тебе убивать, и тебя... не убьют, зато
Ранят глубже, чем надо, чтобы постичь любовь,
Душу перелицуют, как шинель на пальто.
Да, мой милый, пожалуйста,
                                ты приходи с войны,
И не плачь по ночам, и смотри прекрасные сны,
И лови авантюры, и играй сам в себя со мной,
Тоже раненной этой твоей высокой войной...

Я сказала: “Спасибо за все. Я тобой горжусь”.
Ты ответил: “Теперь я никуда не гожусь”.
Я хотела съязвить, но не повернулся язык –
Да в груди повернулось сердце на горький крик:
Что же сделали там они, на войне, с тобой?!
Что мне сделать, чтоб ты почувствовал:
                                ты живой!..
Как ты смеешь вот так говорить о себе сейчас!..
...Я молчу. Ибо сказано мне, что окончен бой.
Миру мир. Не оставь нас, Боже,
                                оставь нам – нас...