Игорь РЕЙФ

ВЕК АРТИСТКИ

Документальная новелла

В тексте использованы материалы из книги А.Туманова "Она и музыка, и слово. Жизнь и творчество М.Олениной-д'Альгейм". М., "Музыка", 1995.

Сырым и пасмурным зимним утром 1959 года на Внуковском аэродроме под Москвой (Шереметьево тогда еще не было и в помине) приземлился самолет из Парижа. Самой старой среди его пассажиров бесспорно была Мария Алексеевна Оленина, по мужу - д'Альгейм, русская эмигрантка так называемой первой волны. В сентябре этого года ей должно было исполниться девяносто.
Ее возвращению предшествовали долгие переговоры с властями, которые в ту пору не жаловали "бывших", а эмигрантка была из самых-самых. Ее прадед, знаменитый Алексей Николаевич Оленин, президент Петербургской академии художеств, не раз принимал в своем доме молодого Пушкина, влюбленного в его дочь - красавицу Анну. Но ходила глухая молва о том, что в давние-давние времена имя Марии Алексеевны гремело в обеих столицах, что была она выдающейся певицей, и власти в конце концов сдались. При условии, правда, что найдутся родственники, которые согласились бы приютить у себя старую женщину. Родственники нашлись - племянница с мужем и сыном. Они и встречали ее в аэропорту. Других встречающих не было.
Родина, с возвращением в которую столько было связано надежд и мечтаний, приняла ее не матерью, но мачехой. Вначале долго не хотели предоставлять обещанную квартиру, и Мария Алексеевна ютилась вместе со своей родней в коммуналке, в узкой пятнадцатиметровой комнатке над Сандуновскими банями. Пока однажды - да, да - не взяла обратный билет на самолет и не оказалась снова в Париже. Тут уж власти всполошились не на шутку и приложили все усилия, чтобы строптивая старуха все-таки вернулась. Просторная 3-х комнатная квартира на Ленинском проспекте семье была предоставлена незамедлительно. А самой Олениной назначена персональная пенсия "союзного значения".

Но относительное благополучие длилось недолго. В одночасье умерла любимая племянница, а вскоре за ней и ее муж. Уже другие родственники занялись устройством 90-летней тетки. Квартира была разменяна, а новое жилье оказалось гораздо хуже прежнего. В своем дневнике она упоминает "ужасную маленькую комнату, перед окном которой кирпичная стена и только небольшая щелочка на небо".

* * *
В тот год ей исполнилось девяносто семь, и долгая-долгая жизнь медленно прокручивалась в одиночестве перед ее мысленным взором.
Что думала она, о чем вспоминала в этой каменной каморке без неба? Может быть, детство в Истомино, в имении родителей, на берегу Оки близ Касимова? Или свой дебют в Петербурге - сразу перед сонмом богов: Стасов, Балакирев, Чайковский, почти все "кучкисты", устроившие прием по случаю приезда Петра Ильича в Петебург. И посреди них она, единственная "дама", 17-летняя девчонка из глухой провинции, успевшая взять несколько уроков у знаменитой примадонны императорских театров Юлии Федоровны Платоновой. Вечер, определивший судьбу.
А ведь все получилось почти нечаянно, и если бы не брат Саша...
Из воспоминаний Александра Алексеевича Оленина:

В этот приезд в Петербург у меня было две заботы: устроить свои занятия - первая, а вторая, едва ли не большая, - устроить занятия по пению своей сестры...
Когда сестра приехала в Петербург, у нее уже был обширный репертуар, хотя она нигде еще не училась пению, и все это исполнялось смело, с задором, талантливо. Я же чувствовал себя в положении блудного сына, поскольку не только сбежал 2 года назад от Балакирева, но даже ни разу ему не написал, и теперь не знал, как опять приступить к нему.
Выждав дней пять-шесть, я решил послать на разведку отца и с волнением ждал, что выйдет. Прошло около часу, вдруг - звонок. Уже из передней мы услышали голос: "Саша, Маруся, живо собирайтесь к Балакиреву!" Как, что, почему? Его окружили и засыпали вопросами. Случилось же вот что.

Скачать полный текст в формате RTF