Пётр ОРЕХОВСКИЙ
ФЕТЯСКА
И ГОЛУБКОВ
Она была стервой, и мать её была стервой, и муж её начал работать
ещё в советское время в ОБХСС, который превратился при капитализме в совсем
нецензурную для русского слуха аббревиатуру из двух слогов ОБЭП. Фамилия
её по мужу была Фетяскина, за глаза студенты звали её попросту Фетяской,
по аналогии с завозимым то ли из Болгарии, то ли из Венгрии невкусным
вином.
У неё было хорошо сложённое тело, достоинства которого подчеркивались
дорогими нарядами, но лицо Фетяски напоминало грушу с торчащим буратиньим
носом и маленькими глазами. Поэтому она накладывала кучи… то есть слои
косметики на свои лицевые мускулы и, в общем, добивалась того, что казалась
при первом знакомстве весьма симпатичной. И не только при первом, но иногда
и при втором, и при третьем возобновлении знакомства… хотя некоторых начинало
воротить уже с первого раза, когда они успевали разглядеть в этой широкой,
растянутой чуть ли не до ушей улыбке мелкие острые зубки.
Мать её, Вера Павловна Шишова, заведовала кафедрой политической
экономии в местном мединституте. В славное и простое советское время политэкономия
была главной наукой, которую должны были знать все: от врачей и педагогов
до военных летчиков, исключение могли сделать разве что для каких-нибудь
ядрёных физиков… недаром среди врачей бытовала легенда о двух скелетах,
женском и мужском, на выпускном экзамене…
-Кто это? - спросил профессор будущего Гиппократа, надеясь получить исчерпывающее
объяснение разницы строения костей женского и мужского организмов.
Студент молчал.
-Бог мой, да чему же вас учили все эти шесть лет?
-Неужели это Маркс и Энгельс? - робко поинтересовался врачеватель.
Шишова знала своё место в мединституте… хотя главное, что и все остальные
хорошо знали, что это за место и кто она такая. Поэтому и в советские
годы все курорты были предоставляемы в распоряжение её семьи, и в наступившие
сложные капиталистические времена у городских медицинских светил не было
более важной задачи, чем здоровье Веры Павловны, её пенсионера мужа, а
также поддержания высокой физической формы семьи её единственной и горячо
любимой дочери.
Первым любовником Фетяски стал чернобородый еврей с яркой
внешностью и басистым голосом. Окружающим он напоминал молодого Маркса,
и даже короткий шрам на правой щеке, полученный, если верить сплетням,
за мошенничество во время карточной игры, придавал ему дополнительную
импозантность. Они работали на одной кафедре с Фетяской, преподавая всё
ту же политэкономию будущим инженерам. Фетяске тогда уже стало скучно
с мужем, который выполнил свои первичные функции: помог ей обзавестись
сыном и квартирой и теперь наблюдал нетрезвыми испуганными глазами, как
становятся героями коммерции и приватизации те, кого он арестовывал и
сажал во второй половине восьмидесятых. Секс с испуганным нетрезвым мужчиной
- дело невесёлое, и Фетяска решила разнообразить свою постель. Лев Моисеевич
был человеком бурного темперамента и её более чем удовлетворил.
Фетяска тогда скрывала эту свою связь и от коллег по кафедре, и от мужа.
Это придавало дополнительную пикантность её роману: ей нравилось хитрить
и вести двойную жизнь. Однако Лев Моисеевич, доработав учебный год, расстался
и с Фетяской, и с кафедрой. Он занимался мелкой спекуляцией и во время
преподавания политической экономии социализма, теперь же, когда последняя
из актуальной учебной дисциплины перешла в сферу истории экономических
учений, Лев Моисеевич с головой погрузился в процесс "первоначального
накопления" (см. "Капитал", т.1, глава 24, "это, уважаемые
товарищи студенты, вам необходимо не просто прочесть, но и сделать краткий
конспект к следующей пятнице…").
Скачать полный текст в формате RTF