– Вот, правильно, давай, по новой. Расскажи мне о себе. Про твоего папу я уже знаю – он охотник. Кто мои родители? Как тебе сказать. В общем, мой папа бывший партийный начальник. Он работал в горкоме. Это грустная очень история, потому что он был настоящим коммунистом, понимаешь, идейным. И когда началась вся эта катавасия, он не выдержал и застрелился. Из именного пистолета. Нет, ничего страшного, я привык уже. Все нормально. А маме, конечно, пришлось туго. Она ведь не работала нигде. Ну, помогли какие-то знакомые, но квартиру все равно пришлось продать. Потом что? Потом я заболел. У меня начались слуховые галлюцинации. Мне все казалось, что меня кто-то окликает. Меня положили в больницу, а я оттуда сбежал и вот уже несколько лет бродяжничаю... Наташа, подойди, пожалуйста, ко мне поближе. Можно я тебя поцелую?
Я положил лист бумаги себе на грудь и закрыл глаза.
Потом я сидел на стуле и смотрел в окно. Там была видна дорога, по которой проезжали машины. Люди, семеня ногами по льду, перебегали дорогу. В руке я держал листок бумаги. Я ткнул пальцем в стекло, накрыв какого-то пешехода, и стал двигать палец по стеклу вместе с ним.
– Я мог бы быть этим человеком. Я мог бы сейчас переходить эту улицу. И попасть под эту машину...
Я отнял палец от стекла и ткнул им в листок бумаги.
– Наташа, – пробормотал я и сполз со стула, – твой папа охотник, а кто твоя мама? Чем она занимается, кроме того, что караулит тебя по ночам?
Кто-то поднимал меня и тащил куда-то. Так бывает, когда лежишь, например, на носилках в карете скорой помощи, едешь неизвестно куда. Видишь в окно только верхушки серых деревьев, слышишь шум города. Тебе уже ничего не надо делать, тебе уже ни о чем не надо думать, ты уже попал. Машина долго едет по городу, ее мотает из стороны в сторону, ты хватаешься за носилки, чтобы не свалиться с них. У тебя все хорошо. Ты хочешь, что бы это продолжалось и продолжалось. И это продолжается и продолжается.

г. Челябинск

ДиН память

Ростислав ФИЛИППОВ

Скакал казак
А пели мы светло и длинно
под вечер, около ручья:
“Скакал казак через долину,
через даурские края...”

Здесь был колхозный зоотехник,
шофер по имени Олег,
наш запевала – врач Потехин
да я, заезжий человек.

Все молодые, словно месяц,
который вспыхнул над ручьем.
Но он смотрел без интереса:
кому поем, о чем поем?

Он только высветил на камне
с бараньим крошевом котел
да наши грешные стаканы –
и небом далее пошел.

“Напрасно ты, казак, стремишься,
напрасно мучаешь коня.
Тебе казачка изменила,
другому сердце отдала...”

Какая радость в этой песне?
Но мы ее тянули в лад,
как будто бы прожили вместе
лет пять, а может, пятьдесят.

Не будет больше нам свиданья.
Но в душах пело в этот миг
одно живое состраданье,
одна печаль на четверых.

И нам казалось, нам казалось, –
в избе ли, в каменном дому, –
казачка все же дожидалась.
не доставалась никому.

Так пели мы светло и длинно
возле таежного ручья:
“Скакал казак через долину,
через даурские края...”

г. Иркутск