ДиН дебют

Ася БЕЛЯЕВА

СИРЕНЬ ВНУТРИ

* * *

Руки – орехами тертыми грецкими.
Волосы светлые – ладаном, ладаном.
Что же вам надо, и правда ли надо вам?
Или все это метания детские,
Блажь подростковая. Сколько вам, девочка?
Все девятнадцать? Вы, кажется, молоды.
Вы, прозябая в заснеженном городе,
Щедро меняете тыщи на мелочь. Как?
Вам уже двадцать? Вам двадцать с копейками.
Весело звякают в вашем кармашеке.
Вы улетаете обувь донашивать
За море, засветло, за канарейками,
Птицами глупыми, солнцами мелкими.
Что-то оставив большое и важное.
Чтобы вернуться обратно однажды. Но
Вы не найдете дорогу по меткам. И
Что? Уже третий десяток разменянный?
В ваших ладонях. И все кверху решками.
Волосы светлые, голос уверенный.
Руки кедровыми пахнут орешками.

* * *

Я никогда не мечтал о космосе.
“Стать космонавтом, когда вырасту”
Даже в наивном дошкольном возрасте
Казалось мне степенью высшей наивности.
Поэтому, так ли уж неожиданно,
Что теперь я пилот космической станции.
Снаряжение вверено, указание выдано,
До Земли увеличивается дистанция.

А за мутным стеклом (перепад давления)
Иллюминатора: мерцают и гаснут.
Это окон созвездия и скопления.
Долго на это смотреть опасно:
Сначала думаешь, взглядом скользя по шторам:
“Тоже ведь люди”.
                                      Потом срывает: Лю-ди-и-и-и-и-и!
Чем вы дышите?
                                      Кислородом? Гелием? Хлором?
Сколько сердец там у вас, в груди?

И выходишь в открытый незваным гостем.
И болтаешься за бортом, словно маятник.
А в горле застряло колючей костью:
Я один и такой... и такой... маленький.
Эмбрион. От скафандра тянется пуповиной
Кислородный шланг (снабжает воздухом):
“Здравствуй, мама. Ну, как там у вас?..
                                      Холод?.. Опять ангиной?
Потерпи, скоро лето и отпуск с отдыхом”...

Провода, нескончаемый рев ракеты
Переход, перегрузки (сдержать рвоту)...
Но самое страшное даже не это,

А то, что люблю я свою работу.
Мама, прости, этим летом
Уже не приеду.

* * *

кто сказал тебе, что дважды
не войти в одну и ту же?
вот же, видишь ты, стою же
по колено в ледяной, и
завтра, может быть, простужен,
или, может быть, от жажды,
потому что дважды можно
лишь войти, а пить – не стоит.

и не то чтобы нельзя,
просто будет только хуже.
спотыкаясь и скользя
забираюсь дальше-глубже.

улыбаюсь (видишь – храбрый),
отрастить пытаюсь жабры.
я течением подхвачен.
я уже иду на дно.
мне темно, как будто ночь, но
звон в ушах воды проточной:
из одной и той же (точно)
дважды выйти – не дано.

* * *

Я не пуст. Посмотри, у меня внутри
Куст сирени сквозь кость пророс.
И сидят на веточках воробьи,
И невкусных едят стрекоз.

И они не знают, что вне меня,
В окружающем мираже,
Целых восемь градусов до нуля,
И конец ноября уже.

Мир аж побелел и сошел с ума
Оттого, что не при делах:
Даже если снаружи лежит зима,
Куст внутри все равно в цветах.

Он ушел корнями в мои ступни.
Если долго хожу пешком,
Он щекочет пятки мне изнутри
Самым тоненьким корешком.

И с тех пор, как в легких моих пыльца,
А в крови моей семена,
Изменились черты моего лица
И родных моих имена.

Изменилась походка, судьба, язык,
А кусту невдомек, цветет.
Он привык, что рядом стучит – “ты-дык” –
Или “ёк”, если вдруг проймет.

А проймет ли? Вырвали кнопку “off”,
Значит вечное “play”, вперед!
Треск стрекоз, молчание воробьев.
Хрупкий куст вдоль костей растет.

г. Петропавловск-Камчатский