Валерий АБАНЬКИН

МЫ ЖИВЕМ МЕЖ ВСТРЕЧНЫХ ПОЕЗДОВ

БЕССОНИЦА

Колосится спелая бессонница,
Рожь черна от маточных рожков.
Покосить бы, но под ветром клонится,
В колтунах не сыщешь гребешков.

Полегла да заплелась, запуталась...
Я раскручивал, распутывал – ослеп...
Зря, озимая, в снега зимою куталась, –
Не кутья, а чёрный горький хлеб.

Ах, бессонница, верёвочкой завитая,
Ты – как жидкая старушечья коса.
Не хватало лишь мне мёртвым позавидовать,
Слишком часто стал их слышать голоса.

Сколько я часов убил, не стало времени,
Ах, бессонница, крутись, вертись, потей...
Не давайте этот горький хлеб беременным,
А не то недосчитаетесь детей.

МУСОРЩИК

Их праздник погас, как пожар,
                                           пожирающий время,
Оставив пустое пространство и пепел, и смрад,
А души покинули тел непосильное бремя,
Летят косяком и не требуют больше наград.

Усыпаны гнёзда яичной пустой скорлупою,
Из них вылуплялись любовь,
                                           вожделенье и срам.
Хозяева, тяжко страдая с утра с перепою,
За свежей водою ходили в языческий храм.

Я, как мародёр, проникал сквозь закрытые двери
И с треском потёртые старые вещи ломал,
Старьевщиком рылся в их рухляди, хламе и вере,
И в спальных углах половицы ножом поднимал.

Я пересыпал их стекляшки, бирюльки и цацки,
Я их механизмы, игрушки, часы заводил.
Но даже у тех, кто считали, что жили по-царски,
Ни слова, ни дела для вечности не находил.

Их рынок закрыт, лишь на площади
                                           мусор остался,
Воняет в отхожих местах так, что тянет рыгать.
Мертво... Только ветром
                                           стакан из-под пива катался...
И долгую ночь мне опять всё придётся сжигать.

ЕГОШИХА

Промозглая сырость оврага,
Погост – на кресты завывай...
Ручьёв закипевшая брага
Всё мочит тюрьмы каравай.

На старую клячу похожий,
На окна в решётках глядит.
Но он не случайный прохожий,
Наверно, он бывший бандит.

По глиняному косогору
Он ходит туда и назад,
Подняться нельзя ему в гору,
Спуститься нельзя ему в ад.

Когда-то свободу любивший,
Он выдохся, старый дурак.
Быть может, он всё-таки бывший
Народа советского враг?

Весь город изрезан логами,
У города вновь недород.
Лежит у тюрьмы под ногами
Весь бывший советский народ.

Родная земелька не родит,
Лишь колоколами гудит.
А этот – всё бродит и бродит,
На окна слепые глядит.

Скрипят его старые кости,
Устал он в такой кутерьме.
Нет места ему на погосте
И занято место в тюрьме.

В церквах ему дуру валяют,
В дому ему в душу плюют...
Смотри-ка, там свадьбу гуляют,
Быть может, стаканчик нальют.

* * *

Мы живём меж встречных поездов
В дьявольском стремительном покое,
Словно дети между чёрных вдов,
Как больные птицы над рекою.

Страх хрустит, как битое стекло,
Что было заклеено бумагой
По-андреевски, но это не спасло
От разбоя... свищет дымом с влагой.

Мы стоим, обнявшись на пути,
Ногти сукровицею сочатся...
Боже мой, куда же нам идти
В миг, когда все поезда промчатся?