Василий ВЯЛЫЙ
МАДОННА
СО ЩЕГЛОМ
ПРОХОЖИЙ
Если ты искренне хочешь увидеть,
Как солнечный свет
Играет на листьях,
У тебя должны
Быть чистыe окна.
Лао Цзы
Чем ближе Голованов подходил к школе, тем меньше оставалось
в нём уверенности и ощущения важности предстоящего мероприятия. Выступление
перед любой аудиторией несло не только определённый творческий заряд,
но и подтверждало его убеждения в искусстве, политике, да и всей жизни,
которые многие годы нивелировались в сознании.
Студенты первокурсники, интеллигенты-гуманитарии, даже заключённые колоний
были благодарными слушателями, и худшее, на что они способны – задать
вопрос с заковыринкой, не догадываясь, что в таких чувствах, как насмешка,
ирония, сарказм Голованов был большим виртуозом, и щекотливые ситуации
не заставали его врасплох. Но школьники! Возраст, когда в природе и людях
нет ничего значительнее и интереснее себя. Порой ему была совершенно непонятна
их новая трамвайная терминология, а употребляемое буквально в каждом предложении
слово “короче” от столь частого использования утратило свой первоначальный
смысл и звучало как пароль поколения. Пещерная грубость и дерзость молодых
людей, нарочито отталкивающая вульгарность девушек вырыли ров неприятия,
который сегодня попытается преодолеть Голованов.
Писатель Николай Аркадьевич Голованов вёл жизнь не шумную, не броскую,
отодвинутую куда-то в угол бодрыми переменами перестройки. Интеллигентно-безалаберный,
книжный, непритязательно лёгкий, он писал безупречно ровную и мелодичную
по технике, но безнадежно мрачную и беспросветную по колориту и тону прозу.
Сказать, что Николай Аркадьевич творил не покладая пера, мягко говоря,
было бы преувеличением. Он считал, что самое важное в работе литератора
– это внезапное озарение, когда рука сама тянется к пачке бумаги, и ты
пишешь под диктовку свыше. Правда, зачастую голос с небес безмолвствовал
довольно долго. В достаточно примитивный сюжет Николай Аркадьевич ввинчивал
динамичные куски текста с чертовщинкой, где фабулу повествования двигала
любовь к полнолунию и потревоженным гробам. О смерти много писать не принято
– достаточно нескольких предложений, и вот оно, воплощение скоротечности
бытия. Благодаря гофманиаде Голованов вскоре обрел дутую репутацию самобытного
автора. Втащить идею мистики, вне зависимости от содержания – это надо
уметь. Трепетным пером, как многим казалось, он превращал грубый человеческий
материал в идеальный зазеркальный образ. Лишь немногим удавалось увидеть
зыбкую связь между
мистикой и неискренностью. Сам автор к их числу не принадлежал
и, войдя в пыльное пространство литературы, относился к своим произведениям
в равной мере удовлетворенно и разочарованно – в зависимости от настроения.
Николай Аркадьевич никогда не был женат, что отнюдь не отражало его равнодушия
к прекрасному полу. К своему пятидесятилетию он безошибочно научился определять
женщин, которые не любят спать одни, и в каждой из них, прежде всего,
видел орудие своего наслаждения, нередко повторяя, что важнейшим из искусств
для нас является любовь.
Были у Голованова и недобросовестные попытки отразить в своей прозе томную
действительность чужой постели, но альковные страсти обозначались в тексте
скупо и клишированно, и он оставил фрейдистские упражнения. В одном были
единодушны как почитатели творчества писателя, так и его критики – он
счастливо избежал встречи с пошлостью.
“Ну и что же я им буду рассказывать?” – вздохнул Николай Аркадьевич, входя
во двор школы. Он шел мимо стаек акселератов, без особой брезгливости
прислушиваясь к виртуозной, беззлобной, бесцельной брани, нарочито громкой,
а посему еще более отвратительной. Накрашенные девицы лицемерно-застенчиво
прятали за спину дымящиеся сигареты. “Эстетическое также удалено от них,
как и этическое”, – совсем растерялся Голованов, – “да, впрочем, какая
мне разница, не учитель же им я, в конце концов. Здесь я не участник этой
жизни, а наблюдатель, прохожий”.
На крыльце его встретили завуч школы, женщина загадочного возраста с невероятно
строгим взглядом и молоденькая учительница, как впоследствии оказалось,
литературы.
– Рады вас видеть, уважаемый Николай, – завуч заглянула в бумажку, – Аркадьевич,
– и крепко пожала ему руку.
“Где-то я ее видел”, – Голованов нахмурил лоб.
– Вот, знакомьтесь, – завуч слегка подтолкнула вперед учительницу, – Татьяна
Анатольевна, – если позволите, – коллега ваша – стихи пишет.
– Валентина Сергеевна... – алая краска смущения бросилась в лицо девушки,
– ну, кто сейчас стихи не пишет?
– Я не пишу, – Голованов дольше, чем диктовала ситуация, задержал взгляд
на учительнице, – “Как, все-таки, блондинкам идет голубой цвет”.
Актовый зал гудел, как стадион до начала матча. Они втроем поднялись на
сцену.
– Тихо! – возопила вдруг завуч.
Писатель вздрогнул от неожиданности и вспомнил, где он видел Валентину
Сергеевну. Несколько лет
Скачать полный текст в формате RTF