переставленным с лесовоза на мотоцикл, а Грине останется только помочь погрузить железки, Гриня выхватил из кармана свое спецоружие: “Вот, у меня тоже кое-что имеется”.
Стали стрелять ножами. Оказалось, что они даже картонку не пробивают. “Таким оружием только мух отгонять”, – сказал Костя. Было решено заказать такой ножеметатель, чтобы пробить хотя бы фанеру.
На Костином мотоцикле поехали к свороту в лагерь. Над обменным дуплом деловито стучал дятел. Как из-под долота, сыпалась древесная крошка. Костя плоско пошутил насчет сотрясения мозгов от такой долбежки. Первосортные пачки опоясали резинкой от велосипедной камеры, под резинку просунули записку с просьбой усовершенствовать стрелялку и опустили на дно тайника. Но и модернизированное оружие заговорщики намечали использовать только для устрашения. Роль мокрых уголовников в этом деле решительно отвергалась.
К дуплу поехали спустя три дня. За это время произошли некоторые изменения. Во-первых, активизировался Сиволапов. Он уже перевез в город токарный станок и часть инструмента. Во-вторых, глядя на то, как уходит добыча, стал духариться Костя: “Да я ему матку наизнанку выверну, глаз на анализ возьму, да я заставлю эту Сивую лапу на ноже чечетку сплясать”. Гриня видел, что дело приобретает совсем другой оборот. “Как бы под фанфары не загреметь”, – шилом кольнуло сомнение.
Мотоцикл оставили в кустах: мало ли что может случиться. К кедровому схрону приближались крадучись, озираясь, вздрагивали от треснувшего под ногой сучка. Гриня долго шарил правой рукой в трухлявой дупляной дыре, так долго, что Костя не вытерпел и сказал: “Долго еще будешь там ворожить?” “Никакой железки там нет”, – сообщил, наконец, Гриня и вытащил иконку Богородицы с младенцем. Искусно сделанная рамка иконки была покрыта бесцветным лаком, головы Богородицы и младенца обрамляла плетенка из двух жилок медной проволоки.
Потом, когда Гриня с Костей устроились шоферами на рудник, совсем недалеко от места жительства, и стали забывать о своих стреляющих ножах, было время как следует разглядеть иконку. Оказалось, что лагерные умельцы взяли Богородицу с календаря (такие календари не были редкостью), заключили ее в рамку, медной проволокой изобразили как бы ореол, то есть предали ей вполне церковный вид. Но это потом...

г. Саяногорск

ДиН память

Александр СУМАРОКОВ

* * *

Тщетно я скрываю сердца скорби люты,
Тщетно я спокойною кажусь.
Не могу спокойна быть я ни минуты,
Не могу, как много я ни тщусь.
Сердце тяжким стоном, очи током слезным
Извлекают тайну муки сей;
Ты мое старанье сделал бесполезным,
Ты, о хищник вольности моей!

Ввергнута тобою я в сию злу долю,
Ты спокойный дух мой возмутил,
Ты мою свободу пременил в неволю,
Ты утехи в горесть обратил;
И, к лютейшей муке, ты, того не зная,
Может быть, вздыхаешь о иной,
Может быть, бесплодным пламенем сгорая,
Страждешь ею так, как я тобой.

Зреть тебя желаю, а узрев, мятуся
И боюсь, чтоб взор не изменил;
При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,
Что не знаешь, сколько ты мне мил.
Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится,
А любовь стремится выгнать стыд.
В сей жестокой брани мой рассудок тьмится,
Сердце рвется, страждет и горит.

Так из муки в муку я себя ввергаю,
И хочу открыться, и стыжусь,
И не знаю прямо, я чего желаю,
Только знаю то, что я крушусь;
Знаю, что всеместно пленна мысль тобою
Вображает мне твой милый зрак;
Знаю, что, вспаленной страстию презлою,
Мне забыть тебя нельзя никак.