загорается красная лампа). Меня... Что за?! Это что за новость?.. Да нет, тут ошибки быть не может. (снова пробует, опять тот же результат). Как неудобно-то... (садится на кровать) И ведь все прекрасно было. Никаких отклонений... Надо позвонить в центр реабилитации!.. Хотя время позднее, воскресенье опять же. Завтра, завтра обязательно сообщу. Ведь это надо же! Везде, везде одни террористы! А это же никак не врожденное, и если так, то только приобретенное. Надо было быть разборчивей в связях (идет к столу, тянет руку к телефону, проносит мимо, берет стакан воды). Но почему? Хотя я, да, был склонен к критике. Я был против того, чтобы сын служил в армии? Но как иначе! Все знают про тамошние порядки. Речь идет не о патриотизме, скорее об ответственности. Вот у меня родительское перевесило гражданское. Нет, этого явно недостаточно. Дочка вышла замуж за японца, я был против! Но вы сами представьте... японца. Я не в коем случае не расист... Так ведь коробило, и коробит, и понять я этого, а тем более одобрить, не могу... Жена работала врачом в поликлинике, я же настоял на переходе в частную. Зарплата выше, работы меньше. Она тут же согласилась, но сделал ли я тем самым доброе дело? Нет! Почему меня уволили? Сдавал учебный процесс. Да, я не разделяю сложившихся взглядов на власть. Не доверяю. Кем сложились эти представления? Я вижу несправедливость и тут, и там. Вы уж простите меня за мой горячечный монолог, но когда я иду голосовать, я не верю, что мой голос хоть что-то решает. Голосую, чтобы мой голос не зазвучал с чужой помощью. Хотя знаю – зазвучит и так. Регулярно ропщу на всевозможные системы управления. Да и в конечном итоге я убеждаюсь, что государство – это главный террорист! Да и кто я после этого, как не террорист? Сколько полезных проектов я запарывал, преподавая?! Из личной неприязни, скольким я отказал быть полезными?! Это какой-то страшный заговор против системы. И я в нем явно замешан... Уже не говорю, сколько крамольных мыслей, разговоров я вел и порождал. Выходит, что мои рассуждения о неколебимости государства – это неосознанная, изощренная мимикрия, хитрый камуфляж опасного паразита! Я так больше не могу, надо позвонить! Ай, потом. Никогда не поздно, а сейчас надо все это хорошенько обдумать... Для начала уясним для себя самое главное на сегодня: я – действительный террорист. Но если я и террорист, я был им не всегда. Не с бухты-барахты ведь все это произошло? Было, было что-то, было. Прямо вертится, а в руки не дается! Помню ведь! Да что ты будешь делать! Тьфу ты. А вот это и превратило! И сомнений быть не может. Сколько можно издеваться над человеком. Это немыслимая каша из неувязок, казусов, уставов, традиций. Где тут свобода личности моей, выбора? Да нет ее!!! А раз так, раз так. Что было хорошего в моей жизни? Всегда не доставало чего-то... То денег, то свободы, то денег, которые дают возможности! Кому я чем обязан? Институту?! Да плевать они на меня хотели. Государству? Я ему все отдал! А то, что принадлежало мне по праву, всегда приходилось вымаливать у князьков канцелярий... И еще лет 20-30, и я отправлюсь сперва в морг, а потом... потом зароют, и что от меня останется? Дети? А я? Что я стоил? Никогда я на себя не работал! Из меня высосали всю жизнь. В пользу чего?! Террорист? Не-е-ет! (бро

сается к телефону, набирает номер, ждет некоторое время, грызет ногти, поправляет рубашку) Вы меня хорошо слышите? (секунду думает, подпрыгивает со стула) Мои требования (думает вслух, мимо трубки)... как это бывает-то?.. Миллион долларов, вертолет до аэропорта, а там самолет с пилотом и полными баками горючего! У меня заложник. Через час я отрублю ему кисть руки, через полтора часа – ступню, и так далее, пока мои требования не будут удовлетворены, или заложник не сдохнет от потери крови! Сдохнет от потери крови. Жду. (бросает трубку, лихорадочно чешет обеими руками голову, падает на стул, сидит молча около 10 минут) Наплевать. (за окном слышатся сирены, он включает телевизор).

4.

(Некоторое время спустя. Улица. Рядом с подъездом собралась толпа; соседи Андрея Владимировича, милиция, репортеры, пожарные (МЧС), медики, зеваки. Какой-то важный милицейский чин дает интервью.)
ПРЕССА: Как Вы можете прокомментировать сложившуюся ситуацию?
ЧИН: Это Вы комментируете, а я говорю: с террористами в нашей стране разговор маленький.
ПРЕССА: Террорист выдвинул какие-то требования?
ЧИН: Миллион долларов, самолет, вертолет.
ПРЕССА: Что известно о террористе?
ЧИН: Мы располагаем всеми данными. Истерик, родом из Аравии, Сахид Терлиев. Мы загнали его в угол – он пошел на крайние меры.
ПРЕССА: Что известно о заложнике?
ЧИН: Это примерный гражданин. Преподаватель вуза. В настоящий момент его состояние удовлетворительное.
ПРЕССА: Какие действия предприняты? Будут ли выполнены требования террориста?
ЧИН: Действия будут. С террористами у нас разговор маленький.
(На экране соседка Андрея Владимировича.)
СОСЕДКА: Я соседка его, справа живу, с 69-го года. А, Андрей Владимирович – Андрей Владимирович! Душа – человек... Что будет-то? Что же делается-то? Что, вот эти вот, тут собрались? Чего толкутся? В прошлом месяце трубу прорвало, тоже наехали! Снимали, снимали, а толку? Пока вся вода не вытекла – бежало с неё...

5.

(Квартира А.В.)
А.В.: А вот и хорошо! (звонит телефон, А.В. поднимает трубку) Да! Нет! Сказал – отсрочек не будет, через (смотрит на часы) двадцать восемь минут сделаю всё, что обещал... Времени-то совсем не осталось. Похоже на-то, что им вообще наплевать, оттяпают мне руку или нет. Ну, так, руки-то две! Рубить-то не хочется... Да, что они тянут-то?!! (передразнивая) “Возникли определённые сложности! Ваши требования вот-вот будут выполнены! Сохраняйте спокойствие”. Это Я должен спокойствие сохранять? Да мне руку “вот-вот” к чертям оттяпают! И думать тут нечего. РАЗ! И вот вам! Что?!