За эту долгую минуту,
Покуда не объявлен счет
По неизвестному маршруту
Твой пароходик уплывет.

Ты, как Есенин, рассмеешься,
Когда войдешь в каюту-люкс
Россию словом нехорошим
Помянешь и заплачешь вдруг.

Воспоминаний сложишь веер,
Угрюмо бросишь на тахту.
И пальмы Рио-де-Жанейро
Качнутся перьями в порту.

* * *
Все в мире взвешено, пробито,
На все тебе вручают чек.
Вращайся по своей орбите,
Обыкновенный человек.
Трясись в холодной электричке,
По пятницам зови друзей,
И толстой дуре-истеричке
Жене состряпай двух детей.
И все...
А я хожу и мучусь,
Смотрю на небо, слезы лью,
Что выбрал ты такую участь,
И вымолила я – свою.

* * *
Бог не выдаст и не съест,
Успокойся, вытри слезы.
Симфонический оркестр
Заиграет Лакримозу.
Некто темный дирижер
Заслонит своей спиною
Эту яму пред тобою,
Этот узкий коридор,
Длинный поезд сквозь тоннель,
А когда в окне начнется
Море, парусник качнется,
Лапой пошевелит ель.
В небольшой, негрозный шторм
Люди входят по цепочке.
Оглянись, твой коридор
Скоро сузится до точки.

* * *
Мечта, как порча, проедает тело.
Что вы брезгливо машете рукой?
Вы видите, я страшно похудела,
А это значит, я живу мечтой.
Отец мой, Люба – вот они, примеры, –
Уснули, убаюканы мечтой,
Их съели эти светлые химеры,
Ни крошки не оставив за собой.
Что, Люба, дождалась ли ты любови?
Что, папа, заработал миллион?
И вот во мне, как зараженье крови,
Растет мечта, и я склоняюсь в сон.
Мне кажется, я тоже засыпаю
Между кастрюль и грязного белья,
И убегает девочка босая
В некошеные росные поля,

* * *
Я жевала вязкую травинку
На далеком жарком сенокосе.
С придыханьем взвизгивали косы,
И кружились в воздухе пылинки.
Вся зеленым выпачкана соком,
Жилистым закрывшись лопухом,
Я лежала на стогу высоком,
Как на одеяле пуховом.
Жизнь казалась, как травинка, сочной,
Яркой, как сиянье на реке,
Смерть была козою на цепочке,
Что по кругу ходит вдалеке.
Выходило стадо с водопоя,
Сотрясая мокрые бока,
И трясло губастой головою,
Солнце поддевая на рога.
Расстилался свет слоеным пухом.
Голубым и белым плыл июль.
И кузнечик стрекотал под ухом
Детскую мелодию свою.
Брат мой нежный, бережный кузнечик,
Безнадежный фантазер и франт,
Ты как я – зеленый человечек,
Скрипочки врожденный музыкант.
Ничего не бойся, друг крылатый,
Черные блестящие глаза,
И пока играй свои сонаты,
А потом придет тебе коза,
Как во сне чужой экзаменатор
С темной геометрией земли.
Встреть ее, как римский император,
Улыбнись, и шею оголи.

* * *
Мертвые приходят утешать,
Озаряют сны тоской, покоем.
А живые любят обижать,
Ковырнуть живое.

И сидишь над скомканным письмом
С мокрыми блестящими глазами.
Над простыми, кажется, словами
Вытираешь слезы кулаком.

Где-то в прошлом, все еще родные,
Мы сидели за одним столом.
Мы любили, и слова любые
Были переполнены теплом.

Было много света, много смеха.
Любин возглас: “А хотите – стих”?!
Все стихают, и доносит эхо
Тон и взгляд, отличный от других.

И во сне она глядит тревожно:
– Одиноко там тебе одной?
– На, держись, – и мне дает трехсложник –
Две ромашки, колокольчик полевой.

г. Москва