Дмитрий ЧЕРНЫШКОВ

ТРАВА ПРИМЯТА

* * *

В полумраке струится мелодия
на одну из незаданных тем.
Безнадёжно далёкая родина.
Умирающий гений – Шопен.

Бесполезны успехи и слава.
Не нужны никакие слова.
Только музыка не предавала.
Только музыка не подвела.

ДВА СЛОВА О ДНЕ ПАМЯТИ И СКОРБИ

Летняя пора солнцестоянья.
Нам с тобой объявлена война.
Истина в вине – не постоянно:
разве есть у истины вина?

Зря недоброй славой покороблен
лишь один из безымянных дней...
Есть ли дно у памяти и скорби?
Может быть, и есть.
Не у моей.

* * *

По заслугам порой воздают, –
в основном воздают за услуги.
А надежда, что Каин и Брут
свои жизни положат за други,
столь же вечна и столь же смешна,
сколь расправы жестоки и подлы.
Почитаема только мошна.
Вам привет от монаха Лойолы.

* * *

И были перевиты стебли
один с другим – всему назло.
Не всё так просто, как хотели.
Не всё так сложно, как могло.

Другие высветились грани,
и жить нельзя, как прежде жили.
Мы не становимся врагами.
Но мы становимся чужими.

* * *

Благодарю. А как твои дела?
Тебе спасибо – вечно не забуду –
за то, что ты такая, как была,
за то, что я таким уже не буду.

Не знаю, где у нас пошло не так:
один – направо, а другой – налево.
Но чтобы говорить о пустяках –
ты извини: ещё не отболело –

Необходим бессчастия недуг,
чтоб осознать, насколько был я счастлив,
что боль моя не делится на двух,
а сердце рвёт на две большие части.

* * *

Потому, что берёт на излом
каждый день, –
а ещё почему бы? –
я завязывал крепким узлом
многократно знакомства и дружбы.
Приглядишься: случайный набор.
И не многие мною любимы.
А знакомства идут до сих пор...
А пора бы завязывать с ними.

* * *

Мы обернулись – так похожи.
И не простило солнце нам.
Теперь на обожжённой коже
осталась лишь розовина.

Столбом не стали. Не ослепли.
Не умираем до сих пор.
И глина, из которой слеплен,
не превращается в фарфор.

* * *

О, первых заморозков крепь,
непрекращающийся полдень...
Вино допито, съеден хлеб.
Встаём, прощаемся, уходим.

– Простите, если что не так. –
И в бледно-сумеречный вечер
втекает медленный закат,
и напоследок он предвечен...

Как быстро на крыльце ночном,
клубясь, растаял лёгкий выдох,
к молчанью неба – ни о чём –
немую сопричастность выдав.