<< |
в грязном камне? Почему он так похож на монстра? Ведь он был
клоуном и прежде всего человеком... по спине пробегает холодок, я оборачиваюсь.
Лучшие умы, сердца и руки державы обступили меня. Отовсюду прут генералы
и адмиралы, надвигаются академики и членкоры. Именитые деятели искусств
натягивают поводки. Мне страшно, я бегу прочь, а заслуженные учительницы
злобно шипят вслед.
Уф... оторвался... может, все к лучшему. Может быть, мои родственники
не недоделали чего-то, а наоборот, чего-то не совершили и потому покоятся
далеко отсюда. Судьба, пожалуй, распорядилась правильно, избавив меня
от искушения оказаться здесь. Не моя это компания. У ворот я останавливаюсь
перевести дух и напоследок разглядываю случайный памятник. Я испытываю
превосходство “общаясь” с некогда влиятельным человеком, лежащим теперь
в земле у моих ног. Я нахально сметаю снежок с его мраморной головы и
с железных букв имени. Но все имя очистить не получается, я не дотягиваюсь,
мешает лужица талой воды. Я ухожу, так и не узнав, кого похлопал по лысине.
Он укоризненно сверлит мне спину своими каменными глазами, оставшись в
своем чопорном величии, а я спешу за ворота, подальше от этого некрополя
чужих мне людей. Чужих отныне.
Я оборачиваюсь, чтобы бросить последний взгляд назад. К воротам подъезжает
дорогой черный автомобиль. Водитель распахивает дверцу перед юношей в
элегантном пальто. В руках юноши четыре алые розы...
Я еще долго стою, не двигаясь, хотя перед воротами никого больше нет.
“А ведь на его месте мог бы быть я... да и кладбище все-таки хорошее,
респектабельное”.
г. Москва
|
|
Роман НУТРИХИН
УТРЕННИЙ ЧАЙ У ЖИДОВСТВУЮЩЕЙ ИМПЕРАТРИЦЫ
Императрица Роза Абрамовна фон Ибрагимова страдала по осени
ревматизмом. Когда парки столичных пригородов меняли зеленую листву на
золотую, императрица моталась в шерстяную шаль и почти не выходила из
малинового кресла, где ей всегда было тепло: “я грею тебя, ты греешь меня”
– говорила она креслу. Ручки чашек – позолоченные – отражали окружное,
сгибая все в странную аморфную дугу.
Ей совсем некому было рассказать анекдот, не с кем сходить в синагогу.
Она вдова. Одинокая жидовствующая императрица, о ней все забыли.
“Чей это дворец, мсье Головлев?”
“Он пуст, там поселились мыши”.
Ехали дальше. Автомобиль дымил ноябрьскую заморозковую атмосферу.
Императрица сидела у окна, и ей больно было слышать такие слова. Ей неприятно
быть всеми забытой. Она преставилась накануне Крещения.
И лежала нетленная в малиновом кресле.
О ее теле пришлось позаботиться чуду, потому как никто не пришел ее хоронить.
Никто же не придет хоронить забытую в ресторане трость или оставленные
в театре перчатки? Бог знает, куда они деваются. Никто не пришел хоронить
и забытую императрицу.
Через много лет стал приходить один еврей. Он тихо отворял входную дверь,
неслышными шагами семенил по коридору, останавливался у кресла и расстегивал
футляр. Ставил скрипку на плечо и скользил смычком уже слышно, и слышно
было на весь тронутый инеем парк. В доме холодно, у еврея изо рта клубится
пар. Он совсем седой: и пар, и старый еврей. У последнего же длинная вьющаяся
борода, напружиненные пейсы. Черный котелок, очки с плоскими стеклами,
он одет в синее пальто. Играет, не снимая перчаток.
Звук чистый, и мелодия всегда очень печальная.
По мертвому лицу императрицы ползут холодные слезы. Вкуса у них нет; они
не соленые.
Однажды еврей уже не пришел, его посадили в тюрьму за контрреволюцию.
Вместо него во дворец пришли большевики, взяли императрицу вместе с креслом
и поместили за музейное стекло. Сейчас к ней каждый день приходят иностранцы,
делегации рабочих и школьники. Непременно с экскурсоводом, и ей приятно,
что о ней, наконец-то, вспомнили. На нее смотрят с неровным любопытством,
как на диво, потому что чудо позаботилось о ее теле. В витрине стоит пояснительная
надпись, повернутая к точке посетителей, и императрице она не видна. Там
написано: “Стулья из дворца”.
г. Ставрополь
|
|
>> |