Наталья ГОРБАНЕВСКАЯ

ИЗ НОВЫХ СТИХОВ

* * *
Уснула горлица, крылом
к подушке прислонясь,
что ей погром, и перелом,
и порванная связь,

и Дания, и Дания,
и Дания в окне!
Не до нее, не до нея,
и спит лицом к стене.

* * *
А вчера вечера
были дольше, светлее,
и металась пчела
над пыльцою шалфея,

и училась отнять
этот мёд, эту малость,
и взлетала опять,
и опять приземлялась

на дрожащий шалфей,
на раскрытое рыльце –
так, как будто Алкей
в рифму разговорился.

* * *
Вот узнаешь, почем
этот фунт одноглазого лиха,
провалившись плечом
в паутину, где спит паучиха,

прорубясь топором
в запертую кладовку дракона,
оттолкнувши паром
на манер все того же Харона.

На манер, например,
той старухи, что ходит по мукам,
что оставила мир
не правнукам, а лучнику с луком.

ЧИТА–БРАТСК–ЧУНА

Памяти Ларисы Богораз

Я ли нешто в эту непогоду,
не видав извилины Байкала,
добралась впотьмах, по гололеду
от аэропорта до вокзала?

Был октябрь. Зима лежала плотно.
Руки-ноги в ДОКе* леденели.
Индевело желдорполотно
от начала до конца недели.

* ДОК – деревообрабатывающий комбинат, где тогда работала Лариса.

Шпалы осеняла благодать
хмурого таежного рассвета,
и под ними было не видать,
как ведут скелеты до Тайшета.

“ЧТОБ ЛЮБОПЫТНЫЙ НЕ ПРОНИК...”

(Из разговоров с биографом)

Те, что в стихи не встали,
фактом быть перестали.
А те, что стихам достались,
фактом уже не остались.

То, чего было, – нету,
а чего не было – есть.
Так золотую чеканю монету,
с крыши содравши ржавую жесть.

* * *
Раз-два-три, раз-два-три,
вот вам и вальс,
разные разности
резвой ногой.
Около “Сокола”
милый трамвай
с мерзлыми стеклами,
с гордой дугой.

Раз-два-три, раз-два-три,
сколько вам лет?
А нам без разницы,
хоть бы и сто.
В шкафчике спрятанный,
пляшет скелет
в чиненном, латанном
летнем пальто.

* * *
Ты – это Сущий –
имя Господне,
славу и Царство,
Царство и славу...
Хлеб наш насущный
дай нам сегодня,
а не богатство
и не державу.