<< |
там хлеб... Такую рыбалку испортили!” – думал я и нехотя плелся
за дедом.
Тогда я еще не знал, что дедушка был в немецком плену во время Великой
Отечественной войны. Три долгих страшных года он не ел хлеба. Вспоминать
об этом он не любил. Только один раз, в сорок пятом, когда он вернулся
из плена, признался бабушке Кате. В плену надзиратели травили пленных
хлебом, как собак. Хлеб раскладывали на полки возле окошечек, и как только
кто-то из пленных пытался достать его, цепь намертво охватывала руку.
Зверствам не было предела: ломали пальцы, вырывали ногти. После таких
издевательств никто не должен был испытывать голода. Но проходило время,
и жизнь брала свое, ведь голод был сильнее страха.
Я долго не понимал, почему дедушка скрывал от всех, что был в немецком
плену. Он стыдился этого. Ведь все бывшие военнопленные считались изменниками
Родины. А ведь у каждого солдата была своя судьба. Многие попадали в плен
ранеными и контужеными. Особенно много солдат попало в плен в первые месяцы
войны, когда в окружении оказывались целые дивизии и армии.
Вот и мой дедушка Митя был взят в плен раненым. Немцы втыкали штыки в
копны сена, где затаился он с товарищами, выбираясь из окружения. Штык
попал деду в ногу. В плену его ждали нечеловеческие испытания. Убежать
из плена ему не удалось. Но он не сломался, вынес все и после освобождения
вернулся домой.
Два года назад дедушки не стало. Мы с мамой часто ходим на его могилу
и всегда берем с собой свежую корочку хлеба. Он так любил размачивать
ее в кружке с чаем и есть с таким удовольствием, что у меня текли слюнки...
Дед завещал мне бережно обращаться даже с хлебной крошкой.
Лена ФИЛЬШИНА,
ученица 9 класса
ДАЛАСЬ ПОБЕДА НЕЛЕГКО
От природы дедушка Гриша скромный и скрытный. Не припомню,
чтобы когда-нибудь деда рассказывал нам о войне. Медали тоже одевал только
9 Мая. Поэтому для меня было большой неожиданностью, когда дедушка отдал
мне для школьного сочинения свои записи о войне. Это не дневник, нет,
думаю, деда Гриша все-таки специально писал эти воспоминания для нас,
внуков. Он и сад посадил перед домом тоже для нас. Особенно любит, когда
цветет вишня: уйдет в огород, сядет на лавочку в День Победы и долго не
заходит в дом. Бабушка его не тревожит в этот день и нам не разрешает.
Эти записи я сохраню для своих детей. Вот они.
Декабрь 1941 года. Враг рвется к Москве. Ожесточенные бои идут на ближних
и дальних подступах к городу. В первых рядах храбро сражаются воины-сибиряки.
Из эшелонов и сразу в бой. Для многих из них он был первым и последним.
В это опасное для страны время получил повестку из военкомата мой дедушка
Григорий Кибанов. В Абакане определили его в полковую школу младших командиров,
а через месяц отправили на фронт.
|
|
Прибыли на станцию Котельничи Кировской области. Сборный пункт
находился в 35 километрах от города. Добирались туда на лыжах. Более рослых
и крепких ребят зачислили в минометчики, а остальных в мотопехоту. Всю
зиму изучали тактику ведения боя с танками противника. К тому времени
наши войска отбросили немцев на сотни километров от столицы, перешли в
контрнаступление. В бесконечной череде кровопролитных боев Красная Армия
несла большие потери. Требовалось пополнение. В апреле 42-го молодые бойцы,
в числе которых был и Григорий Кибанов, вернулись в Котельничи, оттуда
их должны были отправить на передовую. Сюда же прибыл воинский эшелон
из-под Ленинграда. Незабываемая для необстрелянного солдата-сибиряка стала
встреча с больными и ранеными, совсем ослабленными защитниками блокадного
города. Опухшие от холода и голода, обмотанные тряпками ноги, одутловатые
лица и беззубые рты шокировали молодых бойцов. Они впервые увидели последствия
жестокой кровавой и безжалостной войны. Ребята рвались в бой, чтобы громить
ненавистного врага, мстить за свой народ, за поруганные города и села.
Долго им ждать не пришлось.
В Сормовском районе Горьковской области формировался 11-ый танковый корпус,
куда вошли две танковых бригады и две бригады мотопехоты, в одной из них
и служил деда Гриша. Получили английские танки “Матильда” и американские
автомашины “Студебеккер”. В июне отправили мотопехоту на передовую под
Тулу. Расположились недалеко от музея-усадьбы Л.Н.Толстого.
– Тут мы впервые попали под бомбежку вражеской авиации, – говорит Григорий
Егорович. – Самолеты появились неожиданно. Они сбрасывали бомбы, поливали
нас пулеметным огнем. Много наших солдат погибло. Вот с такого боевого
крещения и началась моя фронтовая дорога. Немцы решили заманить нас в
“мешок”. Под видом отступления открыли проход себе в тыл. Мы – вперед.
Дошли до села Спасского. Там заночевали. А утром фрицы стали подтягивать
технику и живую силу, чтобы замкнуть кольцо вокруг нашей танковой бригады.
Но замысел врага не удался, правда, в том бою потрепали мы друг друга
здорово. Сначала немцы утюжили нас с воздуха. Загорелось село. От взрыва
бомб и снарядов бревна домов разлетались в разные стороны. Стоял нестерпимый
гул, дым, смрад. Только стихла бомбежка, немцы пошли в наступление. Вот
тут-то и заработали наши танки, бронемашины, которые пережидали налет
авиации в Сухой балке в стороне от села. Мы в упор расстреляли немецкую
пехоту, давили гусеницами. Страшное было зрелище.
После этого сражения танковая бригада громила врага в Тульской, Орловской
и Курской областях. Она появлялась неожиданно там, где их никто не ждал,
где немцы пытались сделать брешь в нашей обороне. Танки и бронемашины
грузили ночью на железнодорожные платформы. Благодаря быстрой маневренности,
удар по противнику был всегда внезапным и ощутимым. Так продолжалось все
лето 42-го и только осенью, на Орловщине, заняли оборону. Танкисты и пехотинцы
рыли окопы, строили блиндажи, прятали в землю танки и бронемашины. До
января 43-го сдерживали натиск вражеских войск. И вновь – наступление.
С боями дошли до Сумской области (граница с Украиной), но поскольку у
немцев был перевес в силе,
|
|
>> |