* * *
Дождь ворожат? – над суемным ором
Самолеты чище воронья...
Лысый одуванчик под забором
Доживает век среди репья,
Вялый, покосившийся, в котором
Обреченность видится моя.

* * *
Стременная чарка на дорогу.
След подков на бархатной пыли...
Выкипела напрочь понемногу
Родовая кровь – века прошли.

Не письмо турецкому султану,
А прошенье местному царю
Я пишу: любить, мол, не устану
И покорнейше благодарю.

По округе, будто по Парижу,
Бродят ряженые казаки.
В закордонном Запорожье слышу
Хохот предков, скорби вопреки.

* * *
Сапоги дорогу знают,
Пусть и топают себе.
По бокам стоит лесная
Сумрачность, как свет в избе.

Из-за выгора деревня
Наступает спрохвала.
Вскачь болотная царевна
Мимо ратника прошла.

Может я, а может кто-то,
Так, лирический герой,
Самовольная пехота,
Догоняющая строй.

* * *

Знать бы мне, что я не знаю,
Не скажу наверняка.
А.Кобенков

Голем, известью белея,
С лунным бликом у плеча
Бродит в парке, вдоль аллеи
Тень по грязи волоча.

Не живой давно, не мертвый,
Одинокий, как и я.
Рядом город искрометный
Очумел от бытия.

Небо дырами зияет?
Бог многоочито зрит?
Тот, кто говорит, – не знает,
Знает кто – не говорит.

* * *
Белая лошадь в натуре
стоит на лугу
гипсовым памятником
нашему детству.

Подойду, пожалуй,
спрошу:
не было ли в ее роду
такой же,
но с красной звездочкой
на лбу
и редким именем
Метелица?

В голодный послевоенный год
социалистического реализма
мы колхозом съели беднягу,
сломавшую передние ноги
по безответственной вине
ответственного дурака.

г. Челябинск