Я безумно влюбилась, я так счастлива! В школе мы с ним теперь сидим за одной партой: скучает – подсел. Ни на шаг не отходит от меня: боится потерять.
Я как-то решила проверить его чувства: весь день улыбалась Лехе. А. так приревновал! Ходил как в воду опущенный, я его таким грустным никогда не видела. Нет никаких сомнений – он без ума от меня. Каждый день провожает до дому. Он такой нежный! Когда он меня ласково обнимает и шепчет что-то в тишине, я таю... А какой ревнивой стала! Позавчера А. начал спрашивать какие-то коды компьютерной игры у Светки. А я, неожиданно для самой себя, разозлилась, расстроилась, говорю: “Ну и иди к ней!” Я-то знаю, что он не сможет без меня... И что ты думаешь? Вечером звонок в дверь – стоит с цветами, на коленях, умоляет простить. Я (высокомерно): “Первый и последний раз!” Он обезумел от счастья, кинулся меня обнимать. Я для вида еще что-то ему сказала, он осыпал меня комплиментами. Короче, тут все ясно: он меня любит.
– Как здорово, подружка! Я за тебя рада! – закричала и засмеялась Таня.

3.

Через полчаса после разговора Тани и отличницы телефон Татьяны зазвонил.
– Привет, Танюха! – задыхаясь вопила Рита, одноклассница отличницы и А. – У нас такое!
Риту считали в 10 “А” самой активной сплетницей. Ни одно событие не проходило без ее “объективной оценки”. Вот и сейчас она решила посплетничать с Таней о том невероятном, что происходит в 10 “А”. Рита была просто уверена, что ее однокласснице это будет интересно, ведь Таня уже около двух месяцев болеет и не ходит в школу – ничего “горяченького”, новенького не знает.
– Ой, Таня! Отличница с двоечником дружит, с А.! Там такая любовь! Обнимаются на переменах, по школе за ручку ходят! До сих пор после кино дружат! Что она в нем нашла? Такой дурак, посмотришь – испугаешься! В общем, парочка – отпад! Но мне кажется, он ей безразличен: у нее так глазки на других мальчиков и смотрят, а он только о ней и думает, надеется, верит... Все усилия его бесполезны! Тут и думать нечего: Леха ей нравится. Я каждый день вижу, как она ему загадочно подмигивает. Ох уж эта отличница! Вот так и люби отличников...

Жанна МАМЕДОВА,
16 лет, школа № 11

УЛ. СУРИКОВА

Страшно... Почему? Потому что холодно? Страх замерзнуть? Или холодно, потому что страшно? Мерзнуть от страха... А может, одно вообще никак не связано с другим? Просто холодно, потому что –17О и страшно. Страшно, потому что...
Я опять одна. Раньше я не боялась идти одна, даже поздно вечером, даже по дворам! Я смеялась, когда меня предостерегали или жаловались на свой страх в одиночку ходить в темноте.
А теперь – три часа дня. Весело падает снежок, кругом куча народу. Я медленно перешагиваю с одной ноги на другую, с пятки на носок, чтобы не поскользнуться. Может быть, я просто боюсь упасть?

Да, боюсь. Конечно, боюсь. Это не очень приятно – кувыркаться в воздухе, стремясь приземлиться на самую мягкую зону. У меня это – капюшон пуховика, он большой и воздушный, как хорошо взбитая перовая подушка. Но обычно мое падение заканчивается тем, что я сажусь на копчик и сужу так в течение нескольких секунд, ожидая, что кто-нибудь посмеется вместе со мной. А сама я начинаю хохотать еще в воздухе, чтобы меня никто не опередил, и не получилось так, что смеются надо мной.
Но нет: этот страх совсем иного рода. Он теплится где-то внутри меня, и из-за разницы внутренней и внешней температур мои глаза запотевают, я вижу все хуже, и вот передо мной уже мутная серая поволока. Постепенно она чернеет, и я иду словно с закрытыми глазами.
Это чувство похоже на то, что испытывает пьяный, идя по малознакомой улице. Или слепой, переходящий дорогу. Разница только в том, что ни тот, ни другой так не боятся – один не понимает, что происходит, а второй надеется на чью-то помощь. А я понимаю. Понимаю, что надеяться мне не на кого. Что на слепую я не похожа, а коли пьяна – что ж, сама виновата! Но я не пьяна! Совсем не пьяна! Мне просто очень страшно. И очень холодно. И я не знаю, что мне дальше делать.
Поэтому я стою посреди квартала и чувствую, как меня возмущенно обходят люди, куда-то спешащие. Да, я тоже спешу! Через пятнадцать минут я должна быть на занятиях. Как смешно я, наверное, выгляжу в своем длинном пуховике и огромных клоунских ботинках! Я даже не шевелю руками – боюсь сделать лишнее движение, задеть кого-нибудь. Зажмуриваю глаза, резко их открываю – одинаково! Такая же слепящая чернота и искры, яркие брызги.
В горле мерзкая сухость, а еще оно чешется. Слюны не хватает даже на один глоток. Собрав последнюю, я с усилием глотаю, но это только раздражает больную, высохшую полость. Языком пытаюсь почесать хотя бы верхнее небо, что лишь вызывает рвотный рефлекс. Ну вот, теперь меня еще и тошнит! Задерживаю дыхание и держусь так несколько секунд. Только теперь вспоминаю, что не ела со вчерашнего вечера. Наверное, лицо у меня сейчас очень бледное, серое. А глаза большие, испуганные, почти бешеные. И, наверно, на меня удивленно оглядываются прохожие, как на какую-то сумасшедшую или, опять-таки, пьяную. Выдыхаю. Блин, а мне всего лишь плохо и очень хочется лечь! Но скоро это пройдет, такие приступы длятся не более двух-трех минут, я знаю.
Кто-то толкнул меня плечом. Я уцепилась за его руку, чтобы не упасть. Горько пахнет туалетной водой. Низко, недовольно:
– Все в порядке?
– Да, извините... – отпускаю руку.
Движение. Запах испарился на морозе.
Мне надо отойти в сторону, прижаться к чему-нибудь, иначе меня собьют. Главное, определиться, в какую сторону двигаться – ведь можно вылететь на дорогу, и тогда прозрение не наступит никогда. За угол я повернула направо, значит, стена справа от меня. Медленно, боком начинаю двигаться в этом направлении, на кого-то наталкиваюсь, извиняюсь. Я сделала уже десяток мелких шажков, а вытянутая рука все не чувствует стены. Как долго! Может быть, я ошиблась? Может, еще пара шагов и я очутюсь посреди дороги? Останавливаюсь, прислушиваюсь. Нет, движение явно