* * *
Прошедшее, знаемое былое событие-содержание воскрешается после крестных мучений творчества в такой, иногда совсем неожиданной форме, предоставляемой извне, из будущего, в которой оно, якобы хорошо известное, пережитое, знакомое, не сразу, не всегда и не всеми узнаётся в течение настоящего времени.

* * *
Часто прошлое льётся, обнуляется из пустого в порожнее; и не так-то легко и просто получается – виноватить себя, обвинять; хорошо, если у кого-то имеется остановка в памяти – песенка цвета осинника в северных сумерках, – выручает такого ушастоокого способность уводам её внимать.

* * *
Там, где кедра шишига зреет, где летяга меж веток реет, где пищуха колышет стебель, где таится на ели соболь, догнивает где шалаш-балаган охотника деда Пихто, на скале сидит сокол балобан – некто Никто.

* * *
Действительно замечательно и приятно увидеть в зеркале фразы ручейное время детства, когда за лето репейник и зонтики борщевика вырастали значительно выше кепки, и не только травинки, хвоинки тропинок успевали хватать за пятки, но и довольно было таких притягательных мест, где одув паутинок пенки, не оставляя на завтра ни капли, день удавалось выпить залпом, в один присест.

* * *
Водопадной радугой и смородиной-ягодой ручей знаменит, но мало кто знает о круглом за вертикальными струями зальце, в котором стоит только включить фонарик, и – зазнобит... от самоцветного разноголосия; вход незатейлив туда и прост, и вот поэтому сведений каких-либо координатных других о пещере не здите, а если хотите, – ищите лаз в неё сами; вон Паустовский о Мещёре нахвастал, и что в результате? – засрали.

* * *
Весна – это когда каждая лужица взгляду – блесна света, и – жажда окна комнаты с видом на тополь быть вымытым до стекольного глянца, до ясности, что сильфидам и веткам – время любить; и вскоре появятся листья – их дети; верили ветрам давние кельты.

* * *
Наплаваться, накупаться в реке до гусиной кожи, до посинения и зуб на зуб непопадания, вжаться телом в горяченный белыми песок и, лёжа, загорая на солнцепёке знать край, то есть главное – не пережариться, потому как тепло-то теплом, но если зарадужат перед глазами цвета побежалости, значит пришла пора снова нырять-остужаться; это называлось в мальчишестве: “закаляться”.

* * *
Поисковик с рюкзаком и на своих двоих с музыкой зримой холмов – заодно, и с нею давно знаком, – рудознатец; на обработку приносит он образец, чтобы и для других умов зимой в камералке блёстки прожилок пирита в кварце смогли поведать о залежах кобальта, меди, – хотя бы вкратце.

* * *
Каменка река, или Каренька – разница невелика; лиственница-кариатида подпирает облако, – всё как и когда-то: дети собирают перловиц на солнце на отмели, посреди брода, затенённого скалами, застряла “Газель”; только тогда буксовала газогенераторная “полуторка”, и те, кто её толкали, отцы и матери, – умерли.

* * *
Вечерний охватывает волнами бас, постепенно переходящий в ночной, – это летает июньский хрущ; и стелется, хоть и похожий на хвою, но шёлковый, словно мысли перед волей небес, полевой хвощ; созерцающему лепоту ждать любимую невмоготу.

* * *
Возлежа на. охапках лапника, два якобы охотника, на самом деле – “оторванцы от коллектива”, заедают выпивку ломтиками буженины; ладья огня-тепла – нодья между ними, логиком и интуитивником, и – разговорцы; однако не в этом диво, а – в свете осеннего над собеседниками витража.

* * *
Помнится, трепет жаворонка-певца силуэтился в воображении невидимкой ёлочкой, а теперь, вот, ноябрь исполнился, и соображаловка к сожалению, как говорится, в отключке, – “на кой...” если не ярь, а застылость, и в запрокинутости озерца-лица отражаемости – никакой.

* * *
На охоте на лыжах мимоходом, получив от амбала старовера вдогонку плевок, как же не оглянуться с перевала, будто в какой-то не знамо век в окуляры бинокля вглядеться, в низинку, туда, где в инее, в лунном свете, на снег отбрасывая тени-квадраты, избы дрожат и чуть ли не взлетают, как аэростаты, от беспробудного – вповалку и взаперти – канонадного храпа и пердежа.

* * *
Воздетость палисадниковой ели перед фасадом в три окна, двускатом кровли – фотопамять из уральского альбома, то есть запечатленье объективом ничейной пятистенки, бревенчатой избы: “Зима 49-го, д.Шилово”, – карандашом на обороте; контрастный снимок примечателен обильем снега; и, видимо, охотник с “лейкой” был поражён и сильно опечален тем, что нету – ни следа в изгородь, ни дыма из трубы.

* * *
Взгляду лыжника с холма скирда на плоском заснеженном поле-скатерти выпукла – будто бы из сумки незримой недели-скареды выпала буханка – среда; к этой картине с названием: “Сутки посередине Бремени”, – чтобы поверили правде художника, согласен, что в виде подзаголовка необходимо добавить всё же два слова: канун Рождества.

г. Старый Оскол