ЧЕРЕМОШ И ЛИЗАВЕТА

Есть такое место на Карельском перешейке – Лосевский порог. Вода там переливается из одного озера в другое. Кажется, озера эти называются Вуркса-Ярви и Суходольское. А может, Витька что-то путает. Все-таки давно это было, а память у него, похоже, уже не та, что прежде... Даже не знаю, верить ли Витькиным утверждениям, что скорость воды, падающей там чуть ли не вертикальной стеной, достигала девяти метров в секунду? Врет, поди! Правда, по его же словам, камней в протоке практически не было, зато наличествовали другие чудеса. Например, высокая стоячая волна, захлестывавшая байдарки и гребцов с головой, и резкие границы между прямой и обратной струями в уловах.
Герой мой приехал в Лосево из Питера просто поглазеть на необыкновенные соревнования туристов-водников. Но соваться самому в такую бучу на исходе нежаркого карельского сентября большого желания не испытывал. Тем более после того, как на его глазах стоячий вал поставил чью-то байдарку-двойку почти вертикально носом вниз. Потом вонзил ее в воду аж до середины корпуса, сжевал... и выплюнул пятьюдесятью метрами ниже две человеческие фигурки в спасжилетах, желтое днище и еще какой-то непонятный плавающий предмет. В нижнем озере постоянно дежурил катер, который выловил почти все. А что еще за предмет катер долго выискивал в прорве Суходольского озера, выяснилось чуть позже, когда стали различимы фигуры людей и их голоса. Один из потерпевших был без ноги. Только вместо костыля он опирался на пожарный багор со спасательного катера.
– Опять у Жукова костыль уплыл, – горестно сказал кто-то за Витькиной спиной. Он оглянулся и увидел плотненькую рыжеволосую девицу в штормовке и хоккейном шлеме. И все вспомнил. Ну точно, того одноногого пирата, обматерившего его на Рощинке полгода назад, звали Толей Жуковым!
А Жуков, мокрый как курица и злой, как Джон Сильвер, мазнул глазами по Витьке и его соседке и неожиданно просиял:
– Эй ты, Черемош! Здорово! А ну, давай сюда! В смешанной паре пойдешь?
Витька вытаращил глаза. Жуков заметил его недоумение и нетерпеливо пояснил:
– У нас смешанная пара не комплектуется на закрытие сезона. Ну, парень с девушкой, понял?
– Понял. А с кем? И на чем?
– С Лизаветой. На нашей лодке. Лизка, чего ты му-му тянешь? Беги в судейскую!
Девица охнула, сорвалась с места и поскакала в сторону судейской палатки. Потом спохватилась, вернулась и заставила Витьку несколько раз повторить фамилию. Правда ее потом все равно переврали в протоколе, но это уже не имело значения. Ибо с того самого дня эту парочку называли только “Черемош с Лизаветой”. Перед вторым словом делалась небольшая многозначительная пауза...
С колотящимся сердцем мой герой напяливал на себя мокрый спасжилет и шлем, снятые с Жукова. По привычке собрался садиться на место заднего гребца. Во всех смешанных парах там полагалось быть основной тягловой силе, мужчине.
– Садись вперед, – подтолкнул Витьку Жуков. Он, судя по всему, был здесь непререкаемым авторите

том. – Лизавета – танк. А твое дело – рулить... – и тихо добавил: – У баб с этим туго...
“Танк” выглядел внушительно. Будь Витька понаблюдательнее да поопытнее в свои восемнадцать лет, то разглядел бы за этой липовой внушительностью грань истерики, у которой находилась бедная девчонка. Разглядел – и нипочем не сел бы в утлое суденышко, только что сбрыкнувшее с себя чемпионов Ленинграда и всея Прибалтики Анатолия Жукова и Владимира Лебедева. И многое в его жизни пошло бы не так: и друзья в ней были бы другие, и любимую женщину он встретил бы другую и в другом месте. А может, не встретил бы вовсе...
Витька сел на переднее место.
Первые пять ворот – свисающих сверху полосатых вешек – они пронырнули удачно. Лизавета молотила веслом, как землечерпалка, и рулевой почувствовал восхитительную свободу маневра, которая бывает при запасе скорости. А насчет того, куда рулить, он соображал неплохо. Все-таки уроки Черемоша и Рощинки не пропали втуне.
Дальше надо было пересекать основную струю, пробиваясь к группе из четырех следующих ворот на противоположном берегу. Большинство экипажей в этом месте разворачивало лагом и нещадно сносило. Ни в одни ворота из этой группы они не попадали, зарабатывая тысячи штрафных очков-секунд.
Лобовая атака даже с Лизаветой в моторном отсеке тощему, – сегодня аж не верится! – Витьке была явно не по зубам. На какой-то миг его одолел соблазн плюнуть на штраф, отказаться от бесполезной попытки и дуть сразу к десятым воротам. Основная масса участников попадала туда совершенно обессиленная после фактически бессмысленного двойного форсирования потока. Если же выйти туда со свежими силами, да не потерять времени на безнадежную борьбу... Наверное так бы Витька и поступил – не будь на нем жилет и шлем одноногого смельчака, а в руках – его весло.
Они пошли в струю. По какому-то наитию Витька вовремя сообразил, что самое важное – это выдержать правильный угол атаки, не упереться в поток форштевнем и не дать развернуть себя лагом. А еще – суметь воткнуть байдарку в ложбинку между двумя валами, да так, чтобы задний немножко приподнял корму.
Попали! Кто видел на рекламе несущихся на водяных досках полинезийцев, тот может представить себе полет Витькиной байдарки от берега к берегу. Их не снесло ни на йоту. Лишь в последние мгновения угол атаки сбился и они начали было зарываться в передний вал точно так же, как незадолго до этого Жуков с Лебедевым. Дека байдарки загудела под напором воды, а Витька почти захлебнулся в пене. Непонятно, что умудрилась сделать веслом Лизавета, но передний вал выпустил жертву. Берег и улово, над которым висели ворота, были совсем рядом.
Это очень рискованный момент – вход в улово из прямого потока. Обратная струя будто подрезает байдарку под киль и норовит опрокинуть. Позже, съевши собаку в гребном слаломе, который стал олимпийским видом спорта, в таких местах байдарочники и каноисты заранее ложились плашмя навстречу удару. Да еще тянулись веслом подальше от вспененной воды, не дающей никакой опоры, к плотной транзитной струе. Но и в самый первый раз Лизавета не сплоховала. Лодка зашла в улово.