Николай БЕЛЯЕВ
ЭТА ДЕВОЧКА
ТАК УВЕРЕНА...
* * *
Тишина – для чтения, раздумий,
для неспешных стариковских дел...
Забредёт сосед, который умер,
да признаться в том не захотел.
Он к себе потребует вниманья,
будет, как обычно, поучать,
вымычит своё непониманье,
нежеланье что-то означать
в этом мире, где знаком давно он
с непосильной тяжестью труда,
и тюрьмы, и славы удостоен,
ну а книжки что? – белиберда...
Посидим, и он уйдёт навеки,
как и я со временем уйду,
ибо мы – всего лишь человеки,
да и стыдно плакать на виду...
* * *
Первый снег... Какое там, не первый,
по годам – так шестьдесят восьмой...
Всё равно – как взбудоражил нервы!
щедрый, белый, в мельтешне сквозной,
снег, всё поле выбеливший разом,
в старикашке вскипятил восторг,
тот – на двор, моргает сонным глазом:
– Вот так радость ветер приволок!
Яблоки ещё не все упали
с верхних веток – в воздухе висят
снегирями алыми... Видали?
Красота! Как век тому назад
на картине одного чудилы...
Жаль, что нет уже его средь нас.
Как его бы это восхитило!
Он схватил бы кадмий и белила,
и для нас всё это чудо спас...
* * *
Увидев Павла Антокольского, поэта,
за стойкой бара в ЦДЛ с какой-то дамой,
по виду – из бесчисленных московских
редакций,
я смотрел и думал:
он –
был Павликом когда-то для Цветаевой,
для Пастернака, Маяковского...
А мы –
мальчишки перед ними...
Взгляд мой встретив,
старик занервничал, спросил довольно громко:
– Чего это он смотрит? Он не с вами?
Она, взглянув, мотнула гривой: “Нет...”
А я смутился и отвёл глаза,
кляня себя за комплекс идиота
провинциального, (бывал в Москве наездами),
робел, хотя мне было тридцать с чем-то,
и я, я тоже что-то там творил...
Признался бы, что помню наизусть
его стихи – он мог бы мне немало
порассказать такого – только слушай...
Но я не вторгся в разговор двоих.
И не жалею, но – не забываю.
* * *
Эта девочка так уверена
что она укротить сумеет
нрав и норов русского Слова,
всем открытого – только твори!
Путь-дорога пред ней – немеряна,
и ухабы на ней – несчитаны,
и таятся ночи горчайшие
за разливом вечерней зари.
Роль, вначале такая ясная,
приносившая столько радости,
может вдруг обернуться маскою
и недоброю и чужой...
Где ты, где ты, зоренька ясная,
где одежды надежд прекрасные?
В них по сцене ходить за сказками.
А на улице – риск большой.
Смех услышишь:
– Принцессой рядишься?
В драгоценных нарядах прячешься?
На игрушки пол-жизни тратишься?
Держишь нас за своих ослов?
Погордишься, потом – спохватишься,
да не той дорожкой покатишься...
От народа – шалишь, не спрячешься
за штакетник красивых слов...