Дмитрий УЛАХОВИЧ
САМОВЕР,
ИЛИ ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
1.
Развалины женского монастыря мало привлекали Глебова, чьё
чувствительное сердце испечалилось за нынешнее краткое путешествие в старинный
город Р., славный своими лечебными водами да приютом числящимся по разряду
русской словесности гениям и знаменитостям. Куда по Руси ни кинь, особенно
по древнейшим селениям одесную и ошуюю Первопрестольной, – разор, запустение
да кручина. Уж как порезвилось-потешилось насчёт народных горестей содравшее
с земли русской скальп, не забываемое по сю пору чудище со свастикой.
Уж как поглумилось над природой русского человека другое чудовище, превратившее
почти тысячелетние храмы – средоточие и опору жизни русской – где в склад,
где в конюшню, где в артель по производству национальной одежды – ватников
да брезентовых рукавиц, а где, если повезло, в оплёванные воинствующим
атеизмом и подсолнечной лузгой дома одноразовой культуры.
Глебова звала возможность воочию увидеть монахиню, слухами о которой с
недавнего времени полнилась здешняя земля и которую необоримым синодальным
решением выдрало с корнем из отчих алтайских краёв на послушание восстановить
былой женский монастырь. Когда ещё выйдет сойтись лицом к лицу с непонятной
жизнью? какова она?.. зачем она?.. Эти простенькие, казалось бы, вопросики
и последовавшая за ними всего лишь попытка мысленного эксперимента по
переносу самого себя в предполагаемые обстоятельства уже пугали Глебова,
имевшего, пусть и минутный, для поученья, опыт надмирного бытия и не состоявшего
в робком десятке. Он передёрнул плечами и плотнее затянул куртку. На вопросительный
взгляд жены ответил: “Прохладно стало”.
Оживить однообразный низкорослый пейзажик, местами помеченный скорбно
выглядывавшими из-под травы останками кирпичных фундаментов, и придать
поездке достойный случаю смысл старалась уставшего возраста путеводительница
своими нескончаемо напористыми рассказами о соляных, кожевенных, кружевных
да деревянных ремёслах, упрятанных войнами и самим временем подальше не
только с глаз, но и от рук людских.
Глебов горестно осматривал привычную русскую землю, вскормившую и в себя
же вобравшую сотни поколений, удивлялся шофёру, виртуозно управлявшему
большим, не рассчитанным на российское своеобразие автобусом, который
тяжело и нехотя переваливался с боку на бок. Узкая грунтовая дорога, охваченная
встречными ветвями деревьев, оглаживала стёкла автобуса желтеющим осиновым,
кленовым да липовым листом. То там, то сям дорога прибивалась к погруженной
в высокие берега живописной речке Каменке, текучей серебристой чешуёй
своей игравшей на солнце посреди осени. От противоположного, более низкого
берега тесными рядами вширь и вдаль разбегались огороды и яблоневые сады
с укоренившимися серенькими, кое-где подкреплёнными кирпи
чом домишками, покуривавшими в этот час предвечернего затишья
лёгкими дымками, чем и выдавали пока наличествующую жизнь.
Наконец, после трудных манёвров автобус как бы запнулся и стал возле протоки,
стянутой перекинутым через неё прочным бревенчатым мостком, явно рассчитанным
на тяжёлый грузовой транспорт. Последнее подтверждали широкие на брёвнах
земляные борозды да вкось и вкривь разбитый впереди чёрный путь.
Несколько отколовшихся от экскурсионной группы молодых людей, согласно
возрасту, бросились обживать старые, обросшие, словно Шивы, множеством
рук липы и клёны, визгом и хохотом огласив тихую округу. Откуда-то из
кустов выскочила неопределённой породы собачонка, стала раскорякой, неуверенно
тявкнула влево и вправо, помотала головой и вновь скрылась в кустах, где
ещё раз недоумённо тявкнула и умолкла.
– Дачки-то городку вашему зачем? – обратился Глебов к путеводительнице.
– В городке легко и чисто дышится, недорого, как мы заметили, живётся.
Чего же ещё? Или привычка русская к своему клочку, к земельке своей, где
что ни морковина, что ни яблочко антоновское – всё вкуснее соседского?
Экскурсовод взглядом снизу вверх измерила Глебова, усмехнулась:
– Может быть и вкуснее. Отчего же не вкуснее из рук-то собственных...
да без этих дачек горожанам нашим хоть святых выноси, – она торопливо
и коротко перекрестилась. – Чистым воздухом много не напитаешься. Трудно
с работой. А уж пенсионерам и вовсе остаётся корм подножный. Раз-два в
месяц проведёшь экскурсию – вот вся подмога... а ребятишки? Как они встречают
вас, столичных гостей? Яблочком-то их не удивишь, конфеты вот глазами
только и едят... одно утешение: разве что зубы здоровее будут, а то на
стоматологах поиздержишься...
Глебов не ответил на риторический, в общем-то, вопрос; ему вспомнилась
утренняя картинка: несколько ещё не вышедших из начальных классов мальцов
караулом выстроились у передней двери автобуса и жадными глазёнками выпрашивали
чего-нибудь вкусненького, а двое, что побойчее, заскочили в салон получить
угощенье первыми. Их радовала любая от столичных щедрот карамелька. “Конфеток-то
у меня и нет, – жалостливо сказала жена Глебова. – Жевачку дать? – мальчик
согласно кивнул головой. – А ты знаешь, как с нею обращаться? Не проглотишь?”
– и после радостного междометия “не-а”, выражавшего и полное знание предмета,
и нетерпение, вручила подарок. Пацаны не совали полученное тут же в рот,
но
Скачать полный текст в формате RTF