|
|||||
<< |
Валентин КУРБАТОВ
Из книги
Голгофы и Вознесения
С радостью и утешением повернусь теперь к другому автографу
Виктора Петровича того же 86-го года. Хотя свет автографа родился из причины
куда как болезненной. Мы незадолго перед этим поссорились с Виктором Петровичем
из-за его “Печального детектива”. Книга показалась мне мрачнее реальности.
Тем более я знал рукопись раньше, и мы уже говорили о ней. Виктор Петрович
предполагал, что найдет светозарный женский характер и вся тьма уравновесится.
Но тут пришла пора горячей перестроечной литературы, на Овсянку налетел
редактор “Октября” Ананьев, умевший слышать потребности времени, и выхватил
рукопись как есть. Ну я и написал Виктору Петровичу, что жизнь мудрее
его книги, что когда прижмет и захочется человеку расчесться с жизнью
и он уж и голову сунет в петлю, непременно или ребенок засмеется за стеной,
или котенок заденет за штанину, или просто упадет в окно солнечный луч.
Господь напомнит о себе, “переспросит”, точно ли подошел край, и человек
еще может остановиться. А тут ни котенка, ни луча, ни детского смеха.
Виктор Петрович сердито замолчал. А тут возьми и подоспей договор на предисловие
к Мельникову-Печерскому, которое мы должны были писать вместе. Ну и Виктор
Петрович прислал мне его подписать и угрюмо попросил прислать свою часть
текста. Я тоже обиделся и написал ему, что он должен был понять, что при
моей любви к нему, мне написать свое письмо было труднее, чем ему его
прочитать. Он позвонил: ладно, приезжай, разберемся. Я прилетел.
Книга В.Я.Курбатова “Подорожник” печатается в Иркутске, “Издатель Сапронов”.
|
оставлены до моего приезда. И нарочный был выслан на дорогу: едет! Ну вот тут фуфайку на плечи, шапку набок и за лопату! Дескать – пока вы тут, щелкоперы и крытики (он всегда произносил это слово так), катаетесь взад-вперед, русский писатель в земле ковыряется, в поте лица картошшонки себе на пропитание добывает. Этот милый театр был так детски-простосердечен, что можно было только улыбнуться и еще больше полюбить Виктора Петровича. Потом мы неделю работали в Овсянке, заканчивая день утомленно-отрадными вечерними прогулками, и я был счастлив его недолгим покоем, его краткой внутренней тишиной и вместе с ним не мог нарадоваться легкому золоту вечеров, бабьему лету, енисейскому долгому дыханию, от которого мы, страшась за его легкие, держались подальше, но которое слышали как успокаивающее дыхание. И “детектив” изживался в его и моей душе. Я думаю, что, в конечном счете, все же главное вот это – Енисей,
береза на скале, светлая осень, и когда придет последний час, все это
и будет видением, а не злодеи, лжецы, лицемеры и ворье... Ни он, ни я не знали, что настоящие “лжецы, лицемеры и ворье” еще впереди, как впереди и настоящие его страдания. И настоящее его освобождение. И, заглянув вперед, вдруг найду страницу дневника 1988 года – года тысячелетия Крещения Руси, а в ней среди шума улицы редкую у Виктора Петровича встречу со священником, которая как-то таинственно увязалась для меня с воспоминанием о том приезде. Может быть, просто оттого, что я и приехал-то в Овсянку тогда как раз через два года после “детективной” встречи. 18 июня 1988
Скачать полный текст в формате RTF
|
>> | ||
"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный
журнал для семейного чтения (c)
N 7-8 2004г.
|