Андрей СТОЛЯРОВ
ЛИЧНАЯ ТЕРАПИЯ
1.
Утром мне звонит Геля и “стеклянным”, как я его называю, голосом
спрашивает, не можем ли мы сегодня увидеться. Меня это немного пугает.
Мы с Гелей встречались три дня назад, все было в порядке, я рассчитывал,
что по крайней мере до выходных я свободен. К сожалению, именно эта неделя
у меня чрезвычайно загружена. В четверг у нас в институте открывается
международная конференция, которая надвигалась уже полгода, и как раз
сейчас, когда Геля звонит, мы, то есть Авенир, Никита и я, сметываем оставшиеся
детали.
– Что-нибудь случилось? – спрашиваю я осторожно.
– Ничего не случилось. Просто хочу с тобой встретиться, – говорит Геля.
Голос ее мне определенно не нравится. Он не просто “стеклянный”, то есть
лишенный каких-либо интонаций, он как будто сейчас взорвется и разлетится
мелкими режущими осколками. Мне уже приходилось слышать у Гели такой голос,
и я знаю, что он чреват самыми неожиданными последствиями. Поэтому я даже
не пытаюсь дать ей понять, как мы сейчас заняты, не ссылаюсь на конференцию
и не пробую перенести встречу на какой-нибудь другой день. Напротив, я
отвечаю, что и сам был бы не прочь увидеться с ней, соскучился, что ты
поделываешь? давай действительно встретимся где-нибудь ближе к вечеру.
Поболтаем немного, выпьем по чашке кофе. Знаешь, я сегодня проснулся и
вдруг ощутил вокруг себя какую-то пустоту. Сначала даже не понял – с чего
бы это? А потом дошло: это мы с тобой уже три дня не встречались. Видишь,
как ты меня к себе привязала?
Всю эту чепуху я говорю бодрым, веселым голосом. Голосом человека, которому
некуда девать время. Одно из главных правил психотерапии заключается в
следующем: как бы тебе самому ни было плохо в данный момент, пациент не
должен об этом даже догадываться. Врач, обремененный проблемами, уже не
совсем врач. Он теряет тот незыблемый авторитет, который обязан иметь
в глазах пациента. А без абсолютного, непререкаемого авторитета психотерапия
немыслима. Собственно, единственное на чем она держится, это – авторитет
терапевта. И если вместо всезнающего и всемогущего демиурга, видящего
болезнь насквозь и обещающего непременное исцеление, перед пациентом оказывается
обыкновенный, слабый, не слишком уверенный в себе человек, к тому же еще
и побаивающийся напора жизни, магия лечебного воздействия исчезает, остается
тщета, которую не скрыть никакими профессиональными методами.
Правда, бывают случаи, когда клин вышибают клином. Когда пациенту намеренно
дается понять, что его трагедия и его отчаяние вовсе не уникальны, что
как бы тяжело ему сейчас ни было, то же самое в настоящий момент испытывают
миллионы людей, что все это уже много раз было и что он – лишь песчинка,
влекомая течением бытия. Иногда такое смещение масштаба оказывается действенным.
Шарль Де Голль когда-то называл это “смотреть со звезды”. Смотреть
на жизнь так, как будто она уже давно завершилась. Смотреть
из вечности, которая растворяет собой все несущественное.
Более того, врач иногда специально делится с пациентом своими проблемами.
Чтобы отчаявшийся и ни на что уже не надеющийся человек осознал бы, что
другим, оказывается, может быть еще хуже, что они еще неувереннее и слабее
в жизни, чем он, и что именно у него они надеются получить поддержку.
Здесь роли врача и пациента принципиально меняются. Уже не врач лечит
больного, а скорее больной – врача. И за счет этого исцеляется сам. Метод
тоже достаточно эффективный. В частности, Ковеланц с успехом практикует
его в своих индивидуальных сеансах. Он считает, что “смена ролей” обеспечивает
почти сорок процентов положительных изменений. А в том случае, если психологическая
“картинка” точно угадана, вообще – шестьдесят. И хотя статистика у Ковеланца,
как и у всякого терапевта, чуть-чуть накручена, все же “превращение в
демиурга” действительно позитивирует пациента.
Однако к Геле этот метод неприменим. Настоящая “смена ролей” требует,
чтобы у пациента был довольно большой жизненный опыт. Именно это и позволяет
подключить его к роли “ведущего”. Иначе ему будет просто нечего предложить
врачу. Геле же всего восемнадцать лет, и такая нагрузка ей, разумеется,
не по силам.
В общем, я предлагаю встретиться в пять часов. Геля несколько недовольна:
она считает, что я должен приехать немедленно. В конце концов, мне именно
за это и платят. Она не говорит так прямо, но в голосе у нее появляются
заметные высокомерные нотки. Кстати, аналогичные нотки возникают иногда
и у Мариты Сергеевны. Видимо, это семейное. Привычка к тому, что деньги
могут решить любую проблему. Тем не менее, я настаиваю, что раньше у меня
никак не получится. Дело даже не в том, что я не могу все бросить и сорваться
по первому ее зову, тут – еще одно чрезвычайно важное правило работы с
больными. Оно заключается в том, что пациенту ни в коем случае нельзя
потакать. Если уступить всяким капризам – один раз, другой, третий, то
больной в конце концов сядет тебе на шею. Даже станет чуть-чуть шантажировать
своим состоянием. И тогда опять-таки – прощай всякая терапия.
В результате мы договариваемся на четыре часа. Геля говорит, что все равно
придет в три и будет там ждать. Это для того, чтобы меня мучила совесть.
Я в свою очередь отвечаю, что совести у меня уже давно нет, мучиться я
не буду, пусть приходит хоть в два, хоть
Скачать полный текст в формате RTF