Александр КАЗАНЦЕВ
ГОСПОЖА МОЯ
(новелла из романа “Школа любви”)
ЛЕТУЧИЙ ПЕСОК
Города эти дивные привиделись мне ещё в знойной пустыне, когда
возвращались мы в землю Ханаанскую из Египта. К полудню белый песок раскалялся
так, что казалось, – стоит овцам нашим прилечь на него, шерсть разом затлеет,
задымит, завоняет горько-кисло и грешно...
Глоток тёплой воды из кожаного мешка лишь на краткое время смачивал пересохшее
горло, прояснял зрение и сознание. Потом вновь солёный пот разъедал глаза,
а в голове от однообразного шороха песка, от чудовищного зноя, от усталости
дикой зарождался негромкий звон, с которым, казалось, и создаются, возникают
из ничего расплывчатые видения, причудливые миражи.
– Не гляди, Лот, на эти светлые дворцы и башни, – говорил мне умудрённый
жизнью и божественным благорасположением седобородый мой дядя Аврам, а
говорил он шероховатым, как песчаник, тихим, но всегда поучающим голосом.
– Это срамные города Содом и Гоморра, не они даже, а призраки их. Так
же, как бесследно исчезнут скоро миражи эти, стёрты с лица земли будут
и города сии за грехи тяжкие и неразумие населяющих их жителей. Божья
кара падёт на них!..
Меня давно уже бесил его поучающий тон. Да, Аврам, большой мудрец, да,
и впрямь вроде слышал он глас Божий, видел знамение Его. Да, знает он
все звезды и по расположению их умеет выбирать путь. Да, придумал он значки-закорючки
для обозначения звуков человеческой речи. Да, взял он в жёны красивейшую
из женщин земных, да, она, как рабыня, покорна его воле и любит лишь его!
Да, да, да! Тысячу раз да!.. Но его племянник давно не мальчик, давно
женат, двух дочерей уже породил, повидал много земель и народов, много
женщин познал!..
Нечего говорить с Лотом тоном наставника. Своих детей сперва породи, тогда
и поучай!..
Шипение летучего и ползучего песка было голосом моей злости. А сам я молчал.
И очень хотел оглянуться на Сару. Но не оглядывался. Уже начинал душить
меня стыд за злость мою: ведь ею невзначай коснулся я той, чья беглая
улыбка делает меня счастливейшим из людей.
И несчастнейшим.
“Своих детей породи...” Бесплодна красавица Сара, жена Аврама. Моя тётка.
Моя...
Да, эти грешные, эти дивные города привиделись мне ещё в пустыне раскалённой.
Тогда ещё показалось мне, что только в них смогу я найти успокоение и
забытьё, отрешение от неотступной боли, от тоски, от бурлящей во мне,
затмевающей разум греховной страсти...
И даже поверив Авраму, что никогда не дойду до этих городов-призраков,
что растают они, творения света и горячего воздуха, все же вступился я
за Содом и Гоморру, которые мой дядя назвал “срамными”:
– Не верю, что красоту эту сотворили руки грешников!
Голос мой выдал раздражение и злость, подивившие Аврама. Его
выпуклые, с прозеленью, глаза остановились на мне, будто хотели проникнуть
сквозь плоть мою – в душу, если она есть, конечно, – и вообще, и у меня.
Густые брови дрогнули, уже готовые грозно сомкнуться, но гневаться дядя
все же передумал – сказал негромко, но так, что хотел бы забыть, да не
выйдет:
– И неправедным людям, Лот, тоже порой удаётся сотворить красоту, но прахом
она становится вскоре, ибо прах её суть, ведь не Богом вдохновлена она,
а гордыней.
Мне бы тогда вдуматься в его слова, ведь не юнец давно, но я только хмыкнул
и пошёл к жене своей Элде, под навес из овечьих шкур, в тени которого
она кормила грудью младшенькую – Иску.
Старшая дочка моя Милка, встретившая уже третье лето, деловито помочилась,
сев на корточки, и размешивала теперь сырой песок сперва пальцем, потом
всей ладошкой – видно, сестрице “кашу” готовя.
Я шлёпнул её по шершавой от песка попке, и Милка ударилась в рёв. Ничего,
детям даже полезно плакать, чтобы развивать голос, только вот пальцы грязные
не стоит в рот совать... Ничего, пусть бездетная Сара с завистью слышит
голос моей непоседы, пусть и Аврам слышит: не во всём он обошёл своего
племянника!..
И совсем зря он строит из себя праведника, этот Аврам! Уж я-то знаю его
праведность, нагляделся!.. Он ведь чуть было жену свою фараону в наложницы
не отдал!.. За шкуру свою боялся!..
– Лот, опять ты стал белым, как этот песок... – сказала мне Элда. Дело
в том, что от гнева я и впрямь стал с недавних пор бледнеть, сам знал
уже это за собой...
В сердцах ругнулся на жену, она заплакала, захлюпала сразу покрасневшим
вздёрнутым носиком, совсем уж малым для её широкого лица.
(Она и в пустыне безводной умудряется разводить “болото”!..) Плача, Элда
всегда начинала трястись, колыхаться. Маленькая Иска потеряла из-за этого
её коричневый сосок, выпустила его из беззубого рта, вот и подала тоже
голос – тоненький, но взахлёб...
Я прилёг на плетёную из ячменной соломы подстилку, отвернулся от семьи,
стал глядеть снова на парящие в горячем воздухе дивные города, которые
начали уже понемногу таять.
“Вот так растают и все мои надежды... – с тоской подумал я. – А их столько,
столько... было... Зачем же тогда живёт Лот, рождённый в Уре Халдейском?..”
Мой дед Фарра был в Уре человеком известным. Сперва – своим распутством, потом – искусством своим.
Скачать полный текст в формате RTF