Евгений ПОПОВ
ИЗ ЦИКЛА
“ПРОЗА ЖИЗНИ”
КАК Я ПРИРАСТИЛ СОБОЮ МОСКВУ
Я очень сильно волновался, когда, закончив среднюю школу №20,
прибыл в Москву на поезде из города К., стоящего на великой сибирской
реке Е., впадающей в Ледовитый океан, чтобы получить в столице высшее
образование. Был тогда 1963 год, страною правил Никита Хрущев, жить было,
как всегда, интересно и весело.
Особенно в Москве. Я уже тогда знал, что именно здесь базируется центр
если не мировой, то, по крайней мере, русской культуры, и сердце мое сладко
ныло от грядущей гипотетической встречи с прекрасным.
Однако на Ярославском вокзале меня поджидало первое испытание: в сортире,
на кафельном полу валялся “в собственном соку” пьяный вусмерть гражданин,
а скучающий милиционер осторожно будил его носком своего служебного сапога,
приговаривая малоразборчивое “бла-бла-бла” в ожидании медицинской “перевозки”.
В общежитии мест не было, но я этому только радовался – нас, абитуриентов,
разместили на раскладушках прямо в одной из аудиторий того Московского
геологоразведочного института, куда я тогда поступил и который закончил.
Радость была не напрасной. ЦЕНТРОВЕЕ жить просто было нельзя, институт
помещался на Манежной площади, напротив Кремль, слева – “Националь”, справа
– Ломоносов в виде статуи. Поэтому когда я все же поселился в корпусе
№1 того студенческого городка, что до сих существует непосредственно за
Киевским вокзалом на улице Студенческой, место это показалось мне глубокой
окраиной, как в фильме Бориса Барнета с одноименным названием.
Шли годы. Сначала – учебы, а потом и просто годы. И ведь мне никто не
поверит, но я, честное слово, вовсе не целился присосаться к Москве с
целью дальнейшего в ней благоденствия. Вот почему получив диплом и сопутствующий
ему ромбовидный знак под названием “поплавок”, я отбыл обратно на родину,
которая теперь стала для меня малой, потому что я уже 26 лет живу в столице
официально, здесь моя семья, работа, дом.
А путей остаться в Москве существовало тогда для молодого человека невероятное
множество, несмотря на строгий полицейский режим этого вечного режимного
города с хорошим снабжением дефицитными продуктами и советскую власть,
которая была не в силах обеспечить этими продуктами все остальное население
страны.
Можно было, например, жениться на москвичке с целью прописки – по любви
или за деньги. Удивительно, но власть с этим мирилась, как будто уже тогда
знала все про Святого Валентина, покровителя влюбленных.
Можно было целенаправленно строить карьеру, достигнуть успехов в учебе
и общественной жизни, спланировать из комсомола непосредственно в КПСС,
получить московское распределение, комнату в общаге, постепенно
– квартиру в пятиэтажной “хрущобе”, которых для решения жилищной проблемы
выросло тогда в пределах Москвы великое множество, а нынешние московские
начальники теперь даже и не знают, что делать с этими разрушающими на
глазах панельными зданиями, где потолок находится на расстоянии от пола
в 2 м 50 см.
Можно было пополнить собой армию московской лимиты, то есть временно,
лет на десять, поступить на тяжелую, низкооплачиваемую работу (стройка,
водить трамвай, подметать улицы, служить рядовым в милиции, где коррупция
тогда существовала в эмбриональном состоянии) с перспективой укоренения
в нашем городе-герое.
И так далее. Москва всегда дозировала количество приезжих и само пребывание
в ней полагала наградой и льготой. Так, отслужившие свой срок провинциальные
коммунистические шишки, все эти секретари обкомов партии, лидеры так называемых
Советов депутатов трудящихся по выходе на пенсию частенько получали московское
жилье и прикрепление все к тем же закрытым распределителям материальных
благ, о чем в остальной части страны слагались саги и легенды. Требовались
Москве и высокопоставленные специалисты: только получив вызов из Министерства,
такой спец имел право обменять свою трехкомнатную кв. на любую ж\пл в
Москве, как гласили многочисленные объявления в “Справочниках по обмену”.
Но можно было меняться на Подмосковье, а уж оттуда беспрепятственно в
саму Москву. Что я в конечном итоге и сделал, переселившись сначала в
старинный город Дмитров, а потом и в московскую коммуналку, чудную обитель
разномастных граждан, живущих по сложным законам, описанным в произведениях
Михаила Зощенко, Владимира Высоцкого, Василия Шукшина и многих других
творцов, досыта хлебнувших советской власти.
Отринув свою природную скромность, опустив вопрос о масштабах дарования
я и себя вынужден отнести к подобным творцам, потому что и мои сочинения
на излете зрелого социализма казались тогдашней официальной идеологии
“идейно-ущербными, близкими к клеветническим, с элементами цинизма и порнографии”,
отчего в родном городе меня явно поджидало печальное будущее, как того
витязя на распутье: спиться, сесть за “диссиду” или, наоборот, пополнить
собою ряды советских конформистов, верноподданных правящей партии. А в
Москве таковых, как я, было уже много, в Москве легко было раствориться,
здесь вовсю циркулировали “самиздат”, “тамиздат” и поговорка “всех партизан
не перевешаешь”.
Скачать полный текст в формате RTF