край родной – равнины эти
неприветные на глаз,
на каком живем мы свете,
чтобы вспомнить лишний раз.

* * *
Однажды плач разбудит нас.
Как если бы болотной птицы
раздался крик в полночный час,
и в небе вспыхнули зарницы.

Сияньем их озарена
и, как античная руина,
высокомерно холодна
в ночи бескрайняя равнина.

Сквозь кровь и плоть ее пройдя,
в сырой песок вдоль снежной кромки,
оттаявшей после дождя,
вонзились когти камнеломки.

* * *
Солнце в небе светит ярко.
У идущего за плугом
настоящая запарка,
голова с рассвета кругом.

Мельтешат перед глазами
отвратительные мухи.
Землю меряет шагами
пахарь, будучи не в духе.

Землепашец, по старинке
бороздящий чисто поле,
точно жмут ему ботинки,
жутко морщится от боли.

* * *
В бурой траве диверсанта не видно.
Разве что только вначале
за пограничников было мне стыдно,
тех, что врага проморгали.

После – подверглись сады нападенью
оголодавших зверушек,
и наконец – я прислушался к пенью
древних беззубых старушек.

Если бы даже не понял ни слова,
в смысле не смог разобраться,
их музыкальности снова и снова
не уставал изумляться.

* * *
Лишь только синтетические краски
на солнышке не выцветают,
строителей оранжевые краски
в весеннем воздухе витают.

Посередине поля постепенно
взметнутся стены заводские,
и огласит тревожный гул мартена
до той поры места глухие.

Раскаты грома нынче, как когда-то,
я отличить уж не сумею
от грохота сталепроката.
Все потеряю, чем владею.

* * *
Под штукатуркой облупившейся
мне чудится стена кирпичная,
за стенкой, словно прохудившейся,
во мраке коечка больничная.

Я часто думаю, мне кажется,
что проникаю в потаенное,
где все со всем на свете вяжется:
оранжевое и зеленое.

Там даже бурое с малиновым
прекрасно небо непокорное,
и что-то там – в лесу осиновом –
трепещет сумрачное, черное.

* * *
Как же мне не дорожить
нынче временем и местом.
Счастливо смог жизнь прожить.
Даже не был под арестом.

Только слышал я сквозь сон,
как во тьме собаки лают,
колокольный слыша звон,
видел, как ворон считают.

Как стоят, разинув рты,
мужики и бабы наши –
вздувшиеся животы
тяжелы от щей да каши.

г.Москва