Владимир САЛИМОН

НОВЫЕ СТИХИ

* * *

Если в полной тишине
на земле лежать недвижно,
будут звезды в вышине
над тобой звенеть чуть слышно.

Месяц свесится с небес,
все равно как за борт лодки
проявивший интерес
к жизни тутошней селедки.

Рыбаку всегда видней,
что на дне реки творится,
что теперь в душе моей
и тоскует и томится.

* * *

Пара-тройка тварей злобных,
вот тебе уже и стая –
понял я, себе подобных
с беспокойством наблюдая.

И на станции товарной,
и на пристани паромной,
между публики шикарной
и среди прослойки скромной.

Грай вороний спозаранку
вырывается наружу.
Лай собачий наизнанку
выворачивает душу.

* * *

Мир рассыпался на части,
и заметил я, что вдруг
поутихли разом страсти,
бушевавшие вокруг.

Разом смолкли разговоры,
лишь во мраке иногда
слышу, как вода сквозь поры
проникает в толщу льда.

Лед раскисший и разбухший
станет с возрастом на вид,
как оплывший и опухший
натуральный инвалид.

* * *

Петр от Иисуса отречется.
Но случится это чуть поздней,
а пока дорога лесом вьется,
и иду я весело по ней.

Солнце золотит верхушки сосен.
Тотчас с наступлением весны
дрозд-рябинник сделался несносен.
На реке проталины видны.

Рвов глубоких обнажились склоны.
В небе над окраиной села
колготятся галки и вороны.
Верба раньше срока расцвела.

* * *

Сосна, как вышка буровая,
когда б ни улочка кривая,
ничто не портило бы наш
урбанистический пейзаж.

Ничто не портит так картину,
как желтый дом наполовину,
наполовину голубой,
что делим мы промеж собой.

* * *

Картошку чистят, в круг садясь,
склонившись, как над пяльцами,
лишь только вижу я, что грязь
течет у них меж пальцами.

Покуда мужики дурят,
грозят Руси веселием,
казалось бы, весь день сидят
они за рукоделием.

Расходятся, потупив взор,
когда уже смеркается.
Ни у одной из них узор
никак не получается.

* * *

Исключительно злая собака
караульную службу несет,
чтобы беженцы из Карабаха
не залезли в чужой огород.

Чтобы помнили, кто здесь хозяин,
изрыгает огонь из груди.
Этой псиной я буду облаян,
с проторенного сбившись пути.

Вдоль опушки петляет дорога.
Столь она тяжела и долга,
что чудовищным замысел Бога
мне представится наверняка.