Павел СТОВБЧАТЫЙ

БЛОНТ,
ИЛИ КАДРЫ
С КОРОЛЕВСКИМ
ПОПУГАЕМ

ГЛАВА 1. АУКЦИОН

– Я пришибу тебя, подлый мошенник! – вскричал хозяин квартиры и, схватив один из поношенных шлепанцев, лежавших возле таза с водой, запустил им в собственного попугая.
– Но это полное беззаконие, сэр-р! – прокричал возмущенный попугай в ответ, после того как ловко увернулся от летящего в него тапочка. – Вы не имеете никакого пр-рава обращаться так с птицами, – добавил он растерянно и присел на большие настенные часы, покрытые пылью.
Попугай плохо выговаривал букву “р” и слегка буксовал в словах, где таковая имелась.
– Можешь писать жалобу... Директору “Привоза”! – “посоветовал” сходу рассерженный и неожиданно захохотал, от чего его некрасивое лицо несколько преобразилось и посветлело. Злость моментально исчезла, словно ее и не бывало, попугай оживился.
Жестом властелина хозяин тут же бросил шариковую ручку на стол, – а сидел он как раз за столом, – и повернулся к умной птиценции.
– Мне право же надоело напоминать такому безмозглому созданию, как ты, – человек сделал ударение на “ты” и резко выбросил вперед правую руку, – о том, что все гениальные произведения пишутся в... – он не закончил свою мысль и обратился к попугаю.
– Где? – спросил человек и замер в ожидании ответа.
– В тишине и покое, сэр-р! – моментально ответил попугай, сообразивший, что означает это “где”.
– Молодец, дурак! – похвалил его человек и почему-то спросил, какой в Одессе год, как будто года в Одессе протекали совсем не так, как в стране.
– Девяносто пер-рвый, сэр-р. В Одессе, – уточнил попугай, опасаясь, как бы хозяин снова не разозлился.
– Ты не так уж и глуп, Блонт, о да, – человеку явно понравился ответ Блонта, и он улыбнулся.
– Принеси мне, пожалуйста, тапочек, плут, – не попросил, а снисходительно обронил он, собирая разбросанные на столе листы бумаги. – Согласись, у меня пока еще две ноги, и они, безусловно, на что-то годятся. Как ты считаешь, старый прохвост, – почти мягко, чуть ли не по-отечески, спросил он, – я когда-нибудь осилю этот паршивый роман или его закончит какой-нибудь проходимец, похожий на... Ну неважно, на кого он похож, ты понял меня, Блонт, не так ли? – быстро нашелся человек.
– Нет сомнений, сэр-р, вы написали уже целых тр-ридцать тр-ри стр-раницы! Дела не так уж и плохи, если учесть, в какие вр-ремена это пишется, – ответил попугай, намекая на тяжелые времена.
– О да. Ты опять прав, Блонт. В такие трудные времена, когда нищие становятся совсем нищими, а бога

тые все больше и больше богатеют, унти легко свалиться с деревянной жердочки и упасть прямо в первосортнейшее дерьмо. Фу! – человек быстро перекрестился левой рукой, а точнее произвел какие-то мудреные движения и взмахи, чем-то отдаленно напоминающие крест, и приподнял мокрые ноги над тазом.
– Нервы и еще раз нервы! – произнес он многозначительно и серьезно. – Наша жизнь, Блонт, как две капли воды похожа на жизнь... урки Цезаря, – договорил он, имея в виду скорее всего не римского Императора.
– Знаешь, кто такой был урка Цезарь? – спросил он у попугая. Человек, по всему было видно, дорожил своим авторитетом и, видимо, боялся дать и малейший повод к сомнениям даже такой безмозглой птице, каким, по его словам, являлся его собственный попугай Блонт.
– Поэт, поэт! – прокричал Блонт, почти не раздумывая.
– Чему я столько месяцев учил тебя? Болван! Урка Цезарь!.. – Человек мечтательно закатил глаза в потолок, потом высморкался в таз и подхватил с дивана желтое, некогда махровое полотенце. – Был необыкновенным человеком, Блонт. Он никогда не писал на голодный желудок. Никогда, – повторил человек как заклинание. – Ах, ты не представляешь себе, как легко пишется сытому! Только истинный писатель, художник способен понять меня по-настоящему. – В голосе человека появились нотки печали и грусти.
– Разве ж я пишу? – спросил он сам себя. – Когда в голове витают жареные кусочки мяса, а глаза прямо видят серебристую скумбрию и раков. Когда губы... Губы, – еще раз повторил человек и, ничего не добавив более, сладко облизнул свои губы. – Что, что можно написать в такой невыносимой обстановке?! Ни-че-го, – медленно проговорил он и тоскливо посмотрел на попугая.
Попугай, однако, не торопился высказывать свое мнение на сей счет, что-то соображал, предчувствуя некий подвох.
– Но сэр-р, – наконец решился он, – я не один р-раз слышал о том, что все мир-ровые, простите, шедевр-ры наобор-рот писались на пустой, пр-ростите еще р-раз, желудок. Даже в неволе пор-рой люди писали и...
– Молчи, ничтожный! – Человек не дал попугаю договорить до конца и снова набросился на него с обвинениями. Замечание о шедеврах было воспринято как явное издевательство, сам он переключился на историю, как будто та жила в Одессе и все видела.
– История еще дорого заплатит нам за наши муки, Блонт! Она будет потеть и краснеть как последний торгаш “Привоза”, отнявший у сироты полусырую, не

Скачать полный текст в формате RTF