Марат ВАЛЕЕВ
БРАТ СТЁПКА
Михаил решил съездить повидать брата, несколько лет назад
перебравшегося с севера Казахстана на юг Омской области. Брат Роман вроде
неплохо устроился: купил просторный дом с обширным участком, на подворье
у него было полно всякой живности. Дом прятался за сплошной стеной высоченных
тополей, постоянно что-то лопотавших на ветру и дурманяще пахнущих после
редких дождей, а во дворе согласно кивали оранжевыми головами подсолнухи,
басовито гудели над кудрявыми кустами смородины и малины мохнатые шмели,
сновали пчелы.
– Зачем тебе столько скота? – удивленно спросил городской гость у брата,
разглядев домашний зверинец. Хотя мог бы и не спрашивать. По тому, как
брат и его жена изо дня в день, с утра и до позднего вечера в свободное
от работы время колотились на своем приусадебном подворье, было понятно:
именно эти хрюшки, куры, коровник, огород кормят их, а никак не полуразрушенный,
разворованный совхоз.
Племянник Сашка тоже имел свой участок работы на этой домашней ферме.
В большой клетке, оббитой металлической сеткой, виднелся целый лес маленьких
ушек, а из-под них – беленьких, черненьких, пятнистых, – поблескивали
пуговки боязливых глазок. Это были крольчата. Семейная пара – белоснежный
папа-кроль и черная пожилая крольчиха, в последний раз их произвели не
менее дюжины. По крайней мере, так казалось. Вот Сашка за ними и ухаживал:
приносил им зеленую травку, наломанные ветки кустарников, насыпал в кормушку
зерноотходы, давал сырую картошку, из дома таскал хлебные корочки. Крольчата
все это дружно уничтожали, очень быстро и смешно двигая пушистыми щечками.
Когда гость разглядел эту ораву очаровательных меховых комочков с трогательными
ушками, то сразу решил: “Двоих возьму домой. Просто так, пусть живут”.
И сказал об это брату.
– Да бери хоть всех, – обрадовался тот возможности “отдарить” своего старшего
брательника. – Подрастут, приплод дадут, мясо у них диетическое... Или
зачем они тебе? – осекся он под негодующим взглядом старшего брата.
– Для души, – непонятно ответил Михаил.
Он часто выходил во двор и останавливался у клетки с крольчатами. Когда
запускал руку, чтобы поймать одного из них, вся ушастая стайка брызгала
в домик, устроенный тут же в клетке. Но кто-нибудь все равно попадался,
и тогда Михаил подолгу бережно держал в ладонях пушистый теплый комочек
с прижатыми к спинке ушками и так сильно колотящимся сердечком, что толчки
эти осязались ладонью. Прижав успокоившегося крольчонка к груди, он осторожно
гладил его подушечкой указательного пальца по очаровательной мордашке
с чутким, постоянно дергающимся розовым носиком, по белоснежной спинке,
и на душе у него в самом деле становилось тепло.
– Создал же господь таких кротких милашек, – растроганно бормотал он в
такие моменты. И морщился, вспомнив, для чего сидят в клетке эти ушастые
создания. Брат их просто съест, когда они подрастут. Дело-то житейское.
Впрочем, а сам Михаил разве никогда не ел
крольчатины? Так откуда эта слюнявая растроганность? “Старею,
– вздыхал Михаил. – Сентиментальным стал совсем. Ну и ладно. А крольчат
все равно заберу. Пусть хоть они поживут по-человечески. Если не за всех,
то за каких-то из своих безвременно и безвинно сгинувших братьев и сестер...”
Неделя пролетела быстро (дольше гостить было некогда), и Михаил засобирался
в обратную дорогу. В дом уже занесли и посадили в объемную картонную коробку
двух особенно приглянувшихся ему крольчат – беленьких, с темными ушками,
с кокетливыми черными “тенями” вокруг блестящих выпуклых глаз, от чего
они казались неправдоподобно большими. Крольчата были как близнецы, один
от другого отличался лишь двумя темными пятнышками на носу. А кто они
по половому признаку – понять было совершенно невозможно.
– Проявятся, кто мальчик, а кто девочка, когда подрастут, – авторитетно
сказал Роман, прилаживая к коробке веревочную ручку.
В дорогу Михаилу дали крольчиный сухой паек: пяток картофелин и несколько
морковок. Родственники отвезли его на “Тойоте” в Омск, откуда он отправился
поездом до Красноярска.
Крольчата всю дорогу сидели в коробке тихо, лишь иногда перебегали из
одного угла в другой, да негромко похрустывали морковкой. В купе было
очень жарко, и Михаил несколько раз вынимал ушастиков из коробки и отпускал
их прогуляться по своей нижней полке – к вящей радости маленькой шустрой
девочки, возвращающейся со своими родителями из отпуска в Германию. Крольчата
по-хозяйски обследовали постель, изредка роняя на нее крохотные сухие
катышки, и Михаил конфузливо сметал их в бумажный кулек, под ироничное
похмыкивание молчаливых соседей по купе.
Через сутки они были в Красноярске.
Рейс на Туру был на следующий день. Михаил заночевал в портовой гостинице.
Попросил одноместный номер – благо, стоил он ненамного дороже двухместного,
– чтобы можно было выпустить крольчат погулять по твердому полу, почистить
и просушить промокшую коробку (писали и какали эти ребятки исправно).
– А кто это у вас шебаршит в коробке? – с подозрением спросила дежурная
по этажу, и протянутая рука ее с ключом от номера застыла на месте.
– Не бойтесь, – успокоил ее Михаил. – Вы мне лучше чаю принесите, а я
вам за это покажу, что за звери со мной едут.
Когда дежурная вернулась с чаем, по линолеумному полу номера вприпрыжку,
стуча коготками, носи
Скачать полный текст в формате RTF